«Самое эффективное воздействие на людей, которые подверглись пропаганде – это воздействовать на них пропагандой другого характера. Но тогда давайте не называть это журналистикой», – утверждает украинская журналистка Алиса Сопова. Она – первая украинка-участница программы по обучению журналистов Гарвардского университета. Радио Донбасс.Реалии расспросило Алису о том, как с российской пропагандой справляются украинские медиа, и можно ли как-то изменить подход к донесению информации в Украине?
– Что украинские медиа, по вашему мнению, делают не так в борьбе с российской пропагандой, а какие шаги, наоборот, удаются?
– Журналистика, в моем представлении, не сделана для того, чтобы бороться против кого-то. Журналистика существует для того, чтобы рассказывать о том, что происходит. Если мы (под «нами» я понимаю украинскую журналистику как профессиональное сообщество, хотя не уверена, до какой степени я сейчас разделяю взгляды и правила этого сообщества) считаем себя не журналистами, а борцами против российской пропаганды, то все сводится к тому, что мы начинаем гнать свою пропаганду, которая должна перекричать российскую. В первую очередь, журналистика не должна ни с кем бороться.
Мне бы хотелось, чтобы людей, которые там живут, в украинской журналистике отображали как граждан Украины
Как дончанке мне бы хотелось, чтобы людей, которые там живут, в украинской журналистике отображали как граждан Украины, которые имеют свои права и свободы. Они попали в такую тяжелую ситуацию, и об их жизни нужно рассказывать. Но как правило, имеют место либо какие-то злорадства, мол «как они в Донецке там плохо живут, так им и надо», либо же игнорирование. Мы, в основном, рассказываем о военных, но мало говорим о гражданских. Есть ряд альтернативных СМИ, которые как-то пытаются говорить о жизни гражданских, но 90 % людей смотрят совсем другие новостные ресурсы.
Если мы говорим о военном конфликте, нужно говорить с обеими сторонами, а не занимать одну сторону
Я видела, как они работают. Группы каждый день приезжают на одни и те же позиции и показывают военных, которые говорят одно и тоже. «Вот мы тут стоим, те нас обстреливают, нарушают соглашения. А мы защищаем». Причем, например, есть бабушка, которая живет в 50 метрах от военной позиции, которой всё это «прилетает», с ней никто не разговаривает. Я неоднократно слышала от своих украинских коллег-журналистов, что «зачем писать об этих людях, которые там живут. Они же помогают сепаратистам, они не поддерживают наших». Само местоимение – «наши». Это значит, что человек ассоциирует с себя с одной стороной конфликта. Но ведь если мы говорим о военном конфликте, нужно говорить с обеими сторонами, а не занимать одну сторону. Но украинская журналистика сейчас на 90% занимает одну сторону.
– Имеет ли место искажение фактов со стороны украинских медиа, и если такое есть, не является ли это вынужденной мерой, чтобы защитить граждан от российской пропаганды?
Когда, например, мы говорим о том, что происходит на неподконтрольных территориях, тут даже не то что искажение фактов, их часто даже не проверяют. Люди просто вылавливают первую попавшуюся сплетню
– Я не считаю, что оправданно говорить о вынужденных мерах, с помощью которых журналисты будут кого-то защищать. У нас в стране есть армия, спецслужбы, органы, которые призваны кого-то защищать. А журналисты не должны кого-то защищать, они призваны рассказывать о том, что происходит. Искажение фактов безусловно существует. Когда, например, мы говорим о том, что происходит на неподконтрольных территориях, тут даже не то что искажение фактов, их часто даже не проверяют. Люди просто вылавливают первую попавшуюся сплетню в соцсетях, и ее еще как-то перекручивают со своей точки зрения, а потом выдают за то, что там происходит. Поэтому создается впечатление, что там живут какие-то люди с «рогами и копытами», которые не похожи на остальных. Хотя там живут такие же люди.
– Возможно ли изменить мнение людей, которые уже подверглись пропаганде со стороны России, без того, чтобы прибегать в ответ к пропаганде?
Наверное, самое эффективное воздействие на людей, которые подверглись пропаганде, – это воздействовать на них пропагандой другого характера. Но тогда давайте не называть это журналистикой
– Наверное, самое эффективное воздействие на людей, которые подверглись пропаганде, – это воздействовать на них пропагандой другого характера. Если люди сначала поверили в одно так легко, то значит, если им рассказать так же убедительно другое – они поверят в другое. Но тогда давайте не называть это журналистикой. Нужно называть вещи своими именами. Есть журналистика, а есть пропаганда. Нужно различать эти два понятия.
– Недавно поднялась волна обсуждения по поводу принятого закона об увеличении квоты на украинский язык радио- и телевещания до 75%, и oн затронет и тех вещателей, которые работают на оккупированные зоны. Как вы считаете, не отталкивает ли украинский язык вещания слушателей и зрителей на неподконтрольных территориях?
– Не то что отталкивает,– просто они не будут это слушать. Начать с того, что я даже не уверена, вещают ли украинские передачи на неподконтрольных территориях. Вот я сейчас была в Авдеевке, и там вещают только российские медиа. Люди слушают погоду в Москве, и все прочее. Я понимаю, что людям, которые живут в нашей стране, и тем из них, кто что-то решает, хочется внедрять украинский язык, и они думают, что это будет хорошо. Я понимаю, из каких соображений они это делают. Но я не думаю, что это умно с точки зрения попытки наладить диалог. Дело не в самом украинском языке, его там понимают. Дело в том, что людям, которые там живут, нужно отправить месседж, что мы их принимаем и хотим наладить какой-то диалог. Их ведь тоже «проманипулировали» тем, что к власти пришла «украинская хунта», которая заставит их говорить на неродном языке. И мы им, получается, отправляем месседж, который это подтверждает. Понятно, что это вызовет только больше раздражения.
Нужно говорить с ними о том, что у нас общее, а не принуждать их переходить на какую-то сторону. Вот есть такой пример: когда приезжаешь на первый украинский КПВВ со стороны «ДНР», видишь разные баннеры, которые призваны на людей как-то влиять. И вот на половине из них написано что-то, вроде, «Любіть Україну». А есть несколько баннеров, на которых написано «Дорогие жены и дочери мужчин, которые воюют за «ДНР», поговорите с вашими мужьями и отцами, вы же не хотите, чтобы они погибли, нужно прекратить кровопролитие». Вот как думаете, какой из баннеров больше повлияет на людей? Люди, которые платят за такие баннеры, хоть раз видели кого-то, кто, прочитав надпись «Любіть Україну», подумал: «ну да, хорошо, что мне сказали. Вот я тут еду из Донецка, и не знал»? Нужно говорить людям о том, что им интересно, что их объединяет, пусть даже если мы говорим на разных языках.
– Что могут предпринять украинские СМИ сейчас, чтобы улучшить ситуацию на востоке Украины?
Нужно отказаться от идеи того, что есть «наши», а есть «не наши». Если они «не наши», то зачем мы за них воюем?
– Для начала – ездить туда больше, и ездить не только к армии, а и общаться с обычными людьми. Нашим журналистам важно попробовать наладить диалог с теми людьми, которые де-факто контролируют неподконтрольные Украине территории. Сейчас у нас нет почти никакого освещения того, что происходит в Донецке и Луганске. Многие журналисты говорят, что их туда не пускают. Думаю, если бы крупные телеканалы с определенным влиянием попробовали договориться, у них бы это получилось. Когда нужно договориться о какой-нибудь контрабанде угля, ни у кого не возникает проблем. А ведь там живут около трех миллионов наших граждан, а мало кто знает, что там происходит. Нашим журналистам нужно отказаться от идеи того, что есть «наши», а есть «не наши». Если они «не наши», то зачем мы за них воюем? А если они «наши», то заслуживают ли они той ситуации, в которой они находятся?