Пытка, длиной в полжизни, или откровения черниговских заключенных

Люди гораздо больше, чем вещи, нуждаются в том, чтобы их подобрали, починили, нашли им место и простили; никогда никого не выбрасывайте…
Одри Хепберн
После публикации нашего второго материала о деле Калия и Николаенко «Родители убитых на Валу парней готовы простить одного из пожизненников», а также ознакомления с приговором, наш корреспондент в какой-то степени опасался посещать двоих заключенных в СИЗО. Мы представляли себе монстров в человеческом обличье, которые даже в тюрьме могут выказать неадекватное поведение. Но, так как мы дали обещание выслушать их точку зрения и нам предоставили материалы уже самого дела, мы обратились к руководству следственного изолятора с просьбой провести интервью с осужденными 18-го и 19-го мая 2017-го года.

Заместитель начальника Булко Александр Степанович сообщил, что проведение встреч необходимо согласовать с заместителем Министра юстиции Чернышевым Денисом Викторовичем. В Киеве дали положительный ответ. Каждое интервью длилось 7 часов, с 9.30 утра до 5 вечера, в следственной комнате №2, на втором этаже здания СИЗО. Александр Степанович уточнил для нас, что за последние несколько лет, журналисты у них были только 2 раза – этой зимой – Виталий Назаренко (он делал материал «По той бік муру: репортаж із «чистилища») и в апреле приезжали две журналистки из Киева, снимали сюжет, про то, как сотрудник СИЗО торговал наркотиками в стенах данного учреждения.

Перед тем, как привести 35-летнего Александра Николаенко сотрудники СИЗО уточнили надо ли его садить в клетку, или предоставить свободный доступ. Увидев мое изумление на лице (я представляла себе, что общаться придется через телефонную трубку, решетку или стекло, как показывают в роликах на Ютуб), они, улыбаясь, заверили меня в том, что Александр абсолютно нормальный парень и не опасен. Профессиональный интерес и желание сделать фото/видео-фиксацию с близкого расстояния, а не через клетку все же переселил страх, и я согласилась на то, чтобы общение было в свободной обстановке.

Следственная комната (их несколько), в которой проходят встречи осужденных с их адвокатами и следователями, представляет собой помещение, размером метров 10 квадратных. Стены наполовину обшиты панелями серого цвета, наполовину обоями, пол услан деревянными досками, краска на которых прилично протерлась от времени. Из мебели – стол и 4 табуретки, все это прибито к полу. Слева, если стоять лицом к двери, сама клетка, в которой тоже стоит табурет. Входная дверь зеленого цвета имеет небольшое окошко по центру, в которое время от времени заглядывают для контроля дежурные. Окно над столом зарешеченное, оно выходит не на улицу, а в коридор. На столе телефонный аппарат, подняв трубку которого, вы этим самым подаете сигнал на пост, если надо отойти или вы собрались уходить. На торце стола закреплена тревожная кнопка.
– Жмите, если вдруг что, – хохотнул охранник, – после того, как завел в комнату свиданий 35-летнего Александра Николаенко, и деликатно удалился.

Александр, голубоглазый, высокий парень, зашел в комнату, заметно сутулясь. При себе у него была папка с копиями по делу, распечатка статьи с интервью потерпевшей стороны. Внешне он выглядит лет на 28, весьма располагает к себе, и в общении с ним на протяжении 7-часового разговора не ощущаешь никакого дискомфорта. Если не знать, что он 17-лет провел в заключении, рядом с опасными преступниками, и мысленно представить в другом интерьере, то он похож на самого обычного интеллигентного молодого человека, который пришел на встречу с журналистом из дома. Мы говорили с Сашей не только о вечере 21 ноября 2000-го года, но и попытались выяснить, в каком окружении он рос, условиях содержания в тюрьме и, конечно, о том, что он думает, по поводу ведения следствия по делу, справедливости вынесения приговора и его обоснованности.

Ознакомившись с мнением родителей потерпевших, из материала на Gorod.cn.ua, относительно приговора и участи всех троих осужденных, первое, о чем Александр начинает говорить в начале нашей беседы, это то, почему эти люди готовы слепо ненавидеть его и Диму, хотя за столько лет не ознакомились, ни с делом, ни с нарушениями по нему.

– Я помню этот суд, до сих пор. Сторона потерпевших искала мою мать, хотя из-за сложностей по работе она не могла приехать из России. Она никак не могла упрекнуть Людмилу Васеку в том, что та из детдома, а муж Малой – простой автослесарь. Моя мама сама воспитывалась в интернате, а мой отец – точно такой же автослесарь, а из-за работы в Москве успел побыть лишь на двух заседаниях суда.

Протокол допроса Александра Николаевича Николаенко (отца Саши Николаенко), от 03.12.2000 г. – место работы: г.Москва, г.Видное, начальник гаража

Меня пришли поддержать очень много людей, в том числе, одноклассники и одногруппники по институту, из всех инстанций прилагались положительные характеристики, и я так полагаю, что Малых и Васек, очень возмущала подобная ситуация. Ведь, как такое может быть, что такой образцовый парень и спортсмен, а тут драка в центре города. Они, наверно, хотели видеть в моем лице какого-то отморозка, ранее судимого, я не знаю…
– Единственное, к чему было прицепиться – это прогулы в университете. Но прогуливал я не больше и не меньше, чем остальные. Тем более, что я был в группе промышленной электроники, где особо не прогуляешь, и где основными преподавателями были 2 проректора – Ушаков Виктор Григорьевич и Сатюков Анатолий Иванович. Как мне передавали позже друзья, Виктор Григорьевич в первые годы, которые я был в тюрьме, постоянно справлялся о моей судьбе, в его планах было подготовить меня к аспирантуре, но не сложилось… Ему нравилось, что, в отличии, от других студентов, которые этого преподавателя побаивались, постоянно заваливал его вопросами. Когда от руководства политеха поступил негласный сигнал отсеять платежспособных студентов с бюджета на платное, я попал в их число и многие другие. Руководству было не выгодно держать бесплатников, вот и стало формальной причиной то, что однажды меня удалили с экзамена за шпаргалку, хотя такие шпаргалки делали все и ими пользовались. На тот момент те, для кого в материальном плане, это не было большой обузой, не возмущались таким переводом, не стал протестовать и я.

– Что касается приговора, который вы опубликовали. Там собран весь негатив и интерпретировано все так, чтобы выставить нас жестокими убийцами и оправдать статьи на пожизненное заключение. Если посмотреть материалы дела, то вы найдете массу несостыковок, которые озвучивались и в суде и возмущали многих присутствующих, но, к сожалению, из-за того, что процесс не фиксировался на аудио, по материалам протокола, где отсутствуют многие существенные противоречивые моменты, – теперь мало что можно доказать. В протоколе даже не записаны вопросы, которые задавались. Просто в сжатом виде, поясняется, что на вопрос такого-то человека – подсудимый ответил то-то. Если прочесть сейчас этот протокол, вы даже не поймете, каким образом были сформулированы эти вопросы. Это был не суд – а какое-то судилище. И запрет на запись был, по мнению моих обоих адвокатов, именно для того, чтобы скрыть все эти нюансы. Тогда защититься из-за резонанса и влияния должностных лиц было нереально, но и сейчас, по прошествии времени, из-за отсутствия этой записи – это еще более маловероятно.

– К примеру, в протоколе нет комментария, который слышал весь зал суда судьи Светланы Рудометовой, после зачитывания моих положительных характеристик: «Ну, и что, что спортсмен? Значит, агрессивен и жесток! Умен? Значит, будет выкручиваться!»

– Вы видели в деле особые мнения судей?
– Адвокаты утверждают, что они там были, но лично я их не видел. При этом дело несколько раз подчищалось, цифры на страничках, пронумерованных карандашом, были подтерты и исправлены.

– Почему адвокаты изначально не скопировали материалы дела?
– Для меня это тоже – загадка. Мой нынешний адвокат – бесплатный, – Андрей Леонидович Яковлев, сейчас без проблем имеет доступ к копированию документов, а почему не провели эту работу 16 лет назад те двое, которым платились деньги, я не знаю. Мои родители посещали и других адвокатов, более дорогих и известных, но они, узнав, что за дело – сразу отказывались, поясняя это резонансом и влиянием со стороны некого генерала, и, возможно, других людей при должностях. Если брать современные резонансные уголовные дела, то, как правило, прокуратура делает подходы к прессе, разграничивается степень участия и так далее – в нашем же случае, все было закрыто и однозначно.

Забегая наперед, мы уточняем для наших читателей, что помимо всех недочетов по делу, и фактов о должностных нарушениях, совершенных следователями прокуратуры, озвученных Николаенко в процессе интервью, наш корреспондент, собственными силами, спустя 17 лет нашел их столько, что хватило на материал в 70 страниц. Его вы можете прочитать по ссылке: Дело №75/1349, или Кто стоит за наполнением тюрем зэками. Журналистское расследование

Александр Николаенко рассказывает, что ни в первый день допросов, ни во время видеовоспроизведения защитник ему не предоставлялся. А ведь это прямое – нарушение права на защиту, о чем есть немало решений Европейского суда по аналогичным обращениям.

Комментируя высказывание Григория Федоровича Малого о том, что следствие по делу первые два месяца проводили неважно и кое-как, Николаенко поясняет, что неважно проводили, в том числе и по отношению к нему.
– Также меня до сих пор возмущает то, что никто не исследовал те окровавленные палки и кирпич, которые лежали буквально рядом с погибшими, – продолжает Александр.

– Тот момент, что в деле прослеживается манипуляция со временем, со сдвигом в 1 час, – мне до сих пор не дает спокойствия. Так, согласно, показаний, бармена ресторана «Маяк» Александра Хоменко, основная компания ушла около 23.30 (столики были забронированы до 23.30, дольше оставаться было нельзя, так как, пришла следующая группа посетителей), а мы втроем ушли около полуночи. До того места, где мы встретились с потерпевшими – идти минут 5-10 (на самом деле идти ровно 3 минуты – это лично проверял корреспондент Gorod.cn.ua – прим.авт.), то есть ориентировочно мы встретились с потерпевшими в 23.45-00.00.

– Первый следователь Саповский, как раз исходил из объективных показаний всех опрошенных (при этом подбросил в пакет окровавленную палку, которую даже не указал на бирке с уликой, по которой доказывали двойное убийство и было проведено 2 экспертизы – прим.авт.). Столик в помещении на втором этаже, где был бильярд, был зарезервирован до 23.30 и после этого времени мы не имели права там находиться. После инцидента с Малым и Васекой дорога домой заняла у нас не менее 40 минут. Когда я вернулся домой, было – около 01.00 или самое максимальное – начало второго. В суде у меня уточнили, может, это все-таки было 01.40, или даже позже, но это было раньше, а вставили по тексту протокола суда и приговора, что я ответил, что оказался в квартире в 01.40. Джинсы, да, я замачивал, но не из-за того, что они были в крови, или что-то в этом роде, а потому, что уронил на них в ресторане бутерброд с майонезом и колбасой. Когда ложился спать – глянул на время, на часах было 01.20. При этом эксперт сказал, что даже если были брюки замочены, или произведена стирка – следы крови все равно на них остались бы, если бы они были, но их не было.

– Если проанализировать показания всех нас троих и просчитать время, при том, что драка длилась от 15 до 30 минут, то можно легко восстановить время передвижения. В любом случае в 00.30 – нас там уже не было. Все это следователь записал. А потом появились результаты экспертизы, согласно которой, смертельный удар был нанесен между 01.00 и 02.00 ночи.

– В самом начале следователь не хотел опрашивать братьев Адаменко, а сторона потерпевших ожидала, что они, как раз, и смогут нас изобличить. И когда, из их показаний, стало ясно, что версия следствия рушится и разворачивает на 180 градусов, то их показания решили во внимание вообще не принимать. Адаменки также упоминали, что недалеко от места происшествия, в то время, когда они видели, как Васеку и Малого бил палкой человек (возле которого стояли еще 2 и переговаривались), сидела компания из 4-5 человек.

– Простите, но версия, о том, что к потерпевшим, после вас подошел кто-то еще и добил их другими палками и камнем, кажется маловероятной. Как могли почти в одно и то же время прийти другие люди и сделать тоже самое? Поясните это для наших читателей.
– Не то же самое! Когда мы уходили, те парни разговаривали с нами. Да, у них были разбиты носы и губы, но они были совсем в другом состоянии, чем нам показывали на фото и видео во время допросов в СИЗО. Когда я увидел те фото, для меня это был просто шок! От «Спартака» падал свет, было видно, что они выглядят нормально, мы договаривались встретиться с ними на следующий день.

– А почему они вообще должны были прийти к вам на встречу? Чтобы бы вы им сделали, в случае, если бы они не явились? Были похожие случаи, когда вы кого-то били и назначали потом встречи?
– Нет, конечно. Просто, когда Дима сбил с ног Малого, и он уже лежал, то он обратился к Калию и сказал: «Вы – подвыпивши, мы – тоже, давайте, как-то потом встретимся, все это обсудим». Просил вернуть ему очки. Был момент, который я не могу объяснить, что Малый начал, вроде как, угрожать, говоря, что вы просто не понимаете, кто за нами стоит, и вас завтра найдут. Может, это была просто бравада с его стороны, но Диму это испугало.

– Где вы встретились с потерпевшими?

– С Малым и Васекой мы столкнулись, сперва, возле лавочки, которая оборудована, вокруг дерева, напротив памятника в виде камня. Затем они пошли в сторону памятника Тарасу Шевченко, при этом нецензурно выражались в наш адрес. Почему они начали задираться, я не знаю, но первоначально Малый хотел зацепить плечом меня (я по походке сразу понял, что он был выпивши), а я увернулся. Черкасов порывался подойти к ним, но мы взяли его под руки и провели так некоторое время. А потом мы выпустили из поля зрения Черкасова, он пошел к ним, а мы заметили это, когда он был от них метрах в пяти. Когда увидели, что он начал махать руками, расценили это как то, что началась драка.

– Так потерпевшие сидели на зеленой (отдельно стоящей) лавочке задом к вам, или стояли и дрались с Денисом Черкасовым?
– Они встали с лавочки (на бетонном основании, возле памятника в виде камня), когда увидели, что Черкасов направляется к ним. Если бы мы подошли сзади, как представил все это следователь в суде, нам бы надо было обойти вокруг, а мы в этот момент стояли на дорожке из плитки желтого цвета, центральной аллеи Вала, метрах в 30 от них. Увидев, что Черкасову угрожает парень под 2 метра ростом и под 100 кг. весом мы с Димой оторвали палки от лавочек. Вы, же видели какого Дима роста и телосложения, он бы ничем не смог помочь голыми руками.

– А какой рост у Черкасова? 
– Если у меня 1.85 м., то он ниже меня, но выше Калия.

– Какие габариты были у Черкасова? Его мать так и не показала его фото, не согласилась, чтобы мы с ним пообщались. Насколько он физически развит?
– Не слышал, чтобы он занимался спортом, но физическое развитие у него было нормальное. С Черкасовым больше Дима дружил, оба меня старше, и они, вроде бы, в одном классе учились. Я же за своими тренировками, – по две в день, 6 раз в неделю (начинались в 5.30-6.00, в 7.00 приходилось прекращать тренировку, чтобы за этот час добежать домой, переодеться и попасть на занятия в школу к 8.00), плюс учеба, ни с кем особенно не общался из их компании, в школьные годы. Можно сказать, даже не знал, кто жил в соседнем дворе. В «Маяк», на проводы в армию меня позвал Паша Грихно, он был с моей параллели, попросил передать приглашение и Калию. Перед этим я посещал конкурс красоты в Политехе, потом принялся писать лабораторную работу, думал, даже не идти, но пошли звонки от ребят из «Маяка» на домашний телефон.

– Знаете, так еще мистически сошлось все в тот вечер, именно на Диме. Он был где-то между… С одной стороны, – Черкасов был его друг детства, с другой – он уже где-то год стал общаться со мной и именно я его увел из старой компании, посоветовал поступить в институт, найти свое место в жизни. Дима вроде-бы и пытался зацепиться за какую-то хорошую жизнь, пойти в учебу, начал интересоваться тем, что для тех ребят, которые во дворе на Сережникова собирались – было вообще чужим, и тут такое. Зачем он вернулся к парням, когда Черкасов его потащил забрать палку – я не знаю. Наверно, сыграло роль, то, что он на то время все равно еще воспринимал Дениса, как товарища, с которым дружил много лет. Потому, что, в начале, надо отдать Диме должное, когда Малый с Васекой нас зацепили, начали оскорблять, он не среагировал, не пошел за ними, а пошел только один Черкасов.

– Еще почему-то запомнилось, что на желтой плитке центральной аллеи Вала стоял автомобиль, то ли «девятка» то ли «восьмерка», но светлого цвета, либо на нее падал свет. У меня еще мелькнула мысль, что это по их душу приехали… Я обратил внимание на эту машину, когда закурил возле Малого.

– В тюрьму в 1999-м на пожизненное попал двоюродный брат Васеки – по имени Василий. Мне довелось с ним общаться в СИЗО, в 2004-м, и он про Богдана сказал так: «Ну, он свою судьбу нашел, я знал, что так будет – или смерть или тюрьма». Характеризовал его, как парня со взрывным характером. Мама Богдана этому Васе еще письма в СИЗО писала, и просила не рассказывать никому о том, каким был ее сын. Это было впервые, когда я узнал отличную точку зрения, от той, что озвучивали в суде, где представили Федора и Богдана, как идеальных, примерных парней, не пьющих, не дебоширов, и так далее.

– Вы жили с бабушкой и дедушкой? Как часто видели родителей?
– Да. Мама с папой приезжали раз в 2-3 недели из Москвы. При этом у меня было 2 тренировки в день, 6 раз в неделю, плюс учеба. Меня тренировал в «Авангарде» Фомин Александр Андреевич.

– Почему ушли из спорта?
– Да потому, что в нашей стране такое отношение к спорту, что это стало бесперспективно. Местные власти, в один прекрасный день решили закрыть бассейн и всех, извините, за выражение, после 10 лет занятий спортом, отправили пинком под зад, на улицу. Никому не было интересно, что все эти тренировки коту под хвост, и в Чернигове в другом месте не было возможности дальше заниматься.

– А почему не поехали в другой город?
– Были нормальные условия с 50-метровыми бассейнами, на те времена, в Харькове, Днепропетровске, Николаеве и Броварах. Если ехать, то это надо было бы полностью перестраивать свою жизнь, неизвестно где и как жить, на какие средства и так далее. Наложилось много факторов. Во-первых, необходимо было присматривать за родителями моих отца и матери. Что касается маминых родителей, – они жили на окраине Чернигова, и мне приходилось регулярно навещать их, ее мать была парализована, а у деда – большие проблемы с ногами, серьезная стадия варикозного расширения вен, он еле ходил. Дед по отцу – был после инсульта – Николаенко Николай Степанович 1919 г.р., он в войну был летчиком-истребителем, бабуля была 1922 г.р. прожили оба почти до 90 лет. Кроме меня у стариков не было никого, если надо консервацию достать из погреба, сбегать на рынок – это все на мне. Плюс ко всему у меня была любимая девушка, и в итоге, я вместо продолжения спортивной карьеры выбрал поступление в институт. Поступил на бесплатное, нанимали для этого репетитора. Решение пришлось принимать, сразу же, после выпускного.

– Если бассейн не закрыли, или бы в нашей стране была возможность продолжить качественно заниматься спортом без ущерба для развития себя, как личности, вы бы что выбрали?
– Конечно, продолжал бы заниматься. Но, скорее всего, пошел бы тогда в педагогический.

– Какие достижения в спорте у вас имелись?
– Если брать юношеский кубок Украины, то он идет до 16 лет. В возрасте 13-15 лет в тех соревнованиях, что проходили по Украине, у меня конкурентов на то время не было. Параллельно с юниорскими соревнованиями мне доводилось участвовать в чемпионатах Украины. На своих дистанциях я брал 1-2-е места, плавал брассом. После болезни коленей, мне пришлось пропустить несколько месяцев, а затем и вовсе сменить профиль на комплексное плавание.

– Влиял ли спорт негативно на показатели учебы в школе?
– До 9-го класса были одни пятерки, при этом в 8-м классе появилась первая 4-ка по русскому языку. После вечерней тренировки, после того, как доеду домой и поужинаю, у меня было примерно 1-1.5 часа на домашние задания, и спать приходилось ложиться пораньше, ведь, на утро надо было снова в бассейн, подъем в 4.30 утра. В 10-11-м классе, по основным предметам были 4-ки, остальные – на отлично. И я все равно это считал хорошими показателями, так как, не скатился на тройки, совмещая спорт и школу. Классным руководителем до 10-го класса у нас была Олех Татьяна Михайловна, а после – преподаватель физики Елена Евгеньевна.

– Общаетесь с кем-то из бывших одноклассников/одногруппников?
– По мере возможности, ведь, в тюрьме условия строгие, особенно не пообщаешься. С телефоном администрация выводит из камеры, если надо позвонить, пишется заявление. Раньше такой возможности вообще не было, до 2009-2010-го года можно было лишь переписываться по почте.

– У вас есть при себе психологические характеристики из Енакиевской колонии?
– Нет. Там были у нас такие психологи, что с них даже надзиратели смеялись. Никакой работы они не вели, за 12 лет, что я там находился, они со мной общались раза 3-4. Первый раз я увидел психолога, когда проходили выборы Президента. Он подошел к дверям камеры и через решетку показал, куда мне на бюллетене надо поставить галочку.

– И за кого он показал?
– Конечно, за Януковича, учитывая регион, где находится тюрьма, другая фамилия исключалась, в принципе, учитывая, что весь процесс проходил под присмотром.

– Что имеется в виду, вы не могли выбрать фамилию в бюллетене на свое усмотрение?
– Конечно, нет. Нас и так там не жаловали, били постоянно.

– А какой смысл был вас бить, если вы вели себя адекватно?
– Для новоприбывших пожизненников – это была обязательная практика. Мы шли под категорией «маньяки-убийцы», существовало негласное постановление подавить волю и какое-либо сопротивление, путем психологического и физического прессинга со стороны персонала. Первые 3-4 года мы даже не имели права сидеть на наре. В камере были размещены 2 маленькие лавочки, на которых не помещалось 4 человека. Поэтому 2 человека – стоит, 2 – ходят, постоянно менялись. Но это еще мелочи. Нас всех туда привезли в 2004-м году, около 150 человек, когда там открыли новый 2-этажный корпус для пожизненников (его внутри колонии называли «Кладбище»). Все камеры были, в основном, 4-местные и 6 – одиночных. В одиночки помещали тех, у которых серьезные физические/психологические проблемы, либо тех, кого руководство колонии подвергало по какой-то причине изоляции. Первые 4 года ни с кем нельзя было «разъехаться» (сменить камеры по причине психологической несовместимости – прим.авт.), администрация говорила, что это возможно лишь через карцер.

– Это было на законных основаниях?
– Нет, конечно. А когда в нашей стране что-то делалось, согласно буквы Закона? По моим наблюдениям, какие-то движения в сторону гуманности по отношению к осужденным и принятие адекватных изменений в Законодательство начались в 2014-м году. Во времена Кучмы и Януковича было все жестко, относительно условий содержания заключенных, и никому ты не пожалуешься и ничего не докажешь. Сколько людей там было повешено и таинственно умерло – вам теперь никто не скажет.

– Хм, в Гугле есть информация только по одному пожизненнику, который умер в Украине.
– Вам Гугл еще не то расскажет, – горько улыбается Александр Николаенко. За те 12 лет, что я находился в Енакиевской колонии, из нашего корпуса человек 15 точно умерли.

– А как вы об этом узнаете, видите друг друга?
– По прогулке, когда выходишь из дворика во дворик (всего было 11 двориков, куда одновременно выводили людей из 11-ти камер), можно бросить короткий взгляд и понять, кого перестали выводить.

– Всех 4-х из одной камеры выводят одновременно на прогулку?
– Раньше были такие правила, что обязаны были выходить все, даже если один не хочет, заболел, депрессия, или еще что – администрации нет до этого дела. Либо все выходят – либо никто, так было 3-4 года. Дальше было более лояльное отношение, можно было выходить по 3-2. В целом набирается такое огромное количество подобных мелочей, что вы себе даже не представляете. Но общий итог – один, никто по закону там никогда не жил и не работал в то время. Все было, подчинено соответствующему внутреннему распорядку, а в первые годы сопровождалось постоянными унижениями и избиениями. С последними двумя ребятами (один из Донецка, второй из Крыма, но родители у него живут в Черкассах) я просидел 7.5 лет. Они там до сих пор остались, так как оттуда очень проблематично выехать.

– Приведите пример таких «мелочей». 
– Когда открывалась дверь, чтобы выйти на прогулку – это все сопровождалось криками, ором, словесными унижениями, избиениями дубинками, в те места, где не очень будут видны следы побоев (в районе таза, ног, спины). Таким образом, нам объясняли – кто мы и что мы, заставляли забыть о том, что мы вообще-то – люди.

– Через забор от нашего корпуса отбывали наказание заключенные со сроками, в том числе и за убийства. Так вот, когда нас выводили на прогулку – они даже смотреть в нашу сторону боялись, считали, что пожизненники – это, как минимум, серийные маньяки, или убийцы, на которых далеко не одна отнятая человеческая жизнь.

– Спустя первые 4 года, начальник отделения (так называемый отрядник), сказал нам, что мы для него загадка – как люди с другой планеты, что в таких невыносимых условиях, в фактически мышеловке за все это время ни разу не поругались между собой, не было никаких конфликтов. Еще добавил, что когда он был в армии, то через 3 месяца своих соседей по казарме был готов убить, а тут, в тесной комнате, при таких обстоятельствах, – и все нормально.

– А когда приезжали родители заключенных, опять же, спустя время, после того, как администрация к нам привыкла и все раззнакомились, то они и родителям говорили, что, мол, кого к ним насадили, вместо маньяков и бандитов со стажем – обычные люди, к которым не страшно повернуться спиной.

– Что в плане питания?
– Слава Богу, что родители столько лет поддерживали, иначе там проблематично было бы выжить, особенно в те годы. Кушали у себя в камере, столовая – для тех, кто сидит со сроком. Единственное, что в то время разрешалось – это кипятильник. Один на камеру.

– Сколько вы находитесь в Новгород-Северском учреждении исполнения наказаний №31 (максимального уровня безопасности), после перевода из Енакиево?
– 1.5 месяца. Мне удалось попасть в Новгород-Северское учреждение исполнения наказаний №31, (максимального уровня безопасности) лишь, благодаря Уполномоченной Верховной Рады Украины по правам человека Лутковской Валерии Владимировне. Выражаю этой женщине огромную благодарность! Многие из тех, кто так и остался на территории ДНР буквально уповают на нее.
–
Объясните, каким образом можно законно подаваться на помилование Президента, таким людям, как вы?
– По старому законодательству, когда меня судили, я имел право обращаться за помилованием сразу после вынесения приговора, далее, с интервалом в год. Затем был введен закон, по которому право на помилование имеют лишь те люди, которые отсидели в тюрьме не менее 20 лет и признали свою вину. То есть автоматом, сотни людей, которых осудили в начале-середине двухтысячных – фактически лишились права на помилование, хотя, это и противоречит Конституции Украины. По сути меня лишили на долгие годы права обращения за помилованием Президента, из-за данного ограничения.

– С приходом к власти ДНР/ЛНР на территориях, неподконтрольных Украине в тамошних тюрьмах вступили в силу законы, согласно которых, для нас – пожизненников прописано право на УДО, в случае, если срок заключения достиг 25 лет. Чуть позже, осенью 2016-го года этот закон вступил в силу на территории Российской Федерации. Когда власть поменялась, нам начальник колонии приносил в камеры новый Кодекс и заключенным проводили переквалификацию по статьям, согласно, законов ДНР, через Енакиевский суд. К примеру, судья подписывал распоряжения, что по моей 93-ей статье идет переквалификация на 106-ю, которая звучит примерно так же. По большому счету – все это было незаконно, о чем заявлял Донецкий суд.

– Скажите, как мне было к этому относиться, когда какая-то незаконная террористическая республика давала прав на жизнь и перспектив, таким как я – больше, чем государство Украина, которое сделало Европейский выбор?, – спрашивает Александр.

– В Европе уже давно есть решения, которые говорят о том, что пожизненное заключение приравнивается к пыткам и негуманному отношению, если человек не имеет возможности освободиться условно-досрочно. Он ведь просто не видит перед собой каких-то перспектив, и соответственно, желания как-либо развиваться и тем более исправляться. У человека всегда должна быть какая-то надежда и шанс, иначе, зачем ему тогда давать наказание?

– А какая надежда есть сейчас у вас?
– Если брать Чернигов – то я сомневаюсь, что мне можно рассчитывать на то, чтобы суд пересмотрел это дело и оценил все нарушения, которые вытекают из него. Кому здесь это надо? Да и в Киеве – вряд ли, разве, что дело дойдет до Европейского суда… Мой адвокат, еще тогда в 2001-м году не сообщила мне о возможности обратиться в Европейский суд, а ведь у них там жесткие условия – нужно подавать жалобу в течение полугода, с момента вынесения решения в последней инстанции. Поэтому и тогда я такое право потерял. Соответственно, я получил такой шанс, лишь в 2015-м году (когда заработала эта процедура), с введением нового Кодекса 2012-го года, где введена норма по вновь открывшимся обстоятельствам, то есть впервые за 16 лет.

– И это обидно! Ведь, даже, если предположить, что я действительно совершил все то, что мне приписали, то даже этом случае, то количество нарушений, которые были допущены во время следствия и судебного заседания – просто недопустимо. Есть люди, ставшие осознанно на путь правонарушений, имеющие за плечами грабежи, не одно убийство, в том числе, женщин и детей, но ведь в моем случае – такого не было. Не было бы так горько, если бы все было так, как написано в приговоре, что я шел, заранее, намереваясь кого-то убить, договорившись об этом предварительно с двумя другими осужденными – Калием и Черкасовым. Ведь, ключевой момент в том приговоре – УМЫСЕЛ на убийство, хотя есть другая статья – нанесение тяжких телесных повреждений, которые повлекли смерть. Даже эксперт не имеет права эти вещи разграничивать/трактовать – только суд решает.

– А как вел себя в ходе расследования ваш первый адвокат?
– Он ни разу не пришел ко мне ни в ИВС, ни на следственный эксперимент, был на одном из допросов и сказал: «Рассказывай все, тебе зачтется». Было давление и избиения со стороны правоохранителей, и несмотря на то, что я рассказывал, как все было – для следствия оставалось лишь делом техники слепить все воедино и сделать меня участником группового убийства по предварительному сговору. Я все это объяснял и в суде, в том числе и то, что не нанес ни одного удара Васеке. Все совпадало с показаниями Калия на суде – но толку? Дима практически во всех своих показаниях говорит, о том, что мы пытались оттащить Черкасова, как от Васеки, так и от Малого. Сговориться с Димой, как вам говорила Ирина Черкасова, – мы бы никак не смогли. Всех допрашивали отдельно, без адвокатов, с избиениями.

– А как вы объясните состояние трупов к 8 утра 22-го ноября – проломанные черепа и так далее? Кто первым избил Васеку?
– Когда я туда подбежал – с Васекой дрался Черкасов, при этом Малый с Калием побежали вглубь, к «Спартаку».

– Так, Васеку не ударил Калий по голове палкой, подойдя, сзади лавочки, что он, аж упал, как утверждала его мать Людмила Васека?
– Да, это бред! В том же приговоре отражено, совершенно не то, что было в показаниях, хоть в первых, хоть в последних. Я задержался буквально на 15 секунд, пока загибал гвозди на подобранной палке, и когда подбежал к лавочке, увидел, что Черкасов вовсю дерется с Васекой, а Калий бежит за Малым. Учитывая то, что Калий мелкого роста на фоне Малого, я подумал, что ему там несдобровать, и сразу бросился за ними двумя. Когда я подбежал, то Малый стоял ко мне спиной, при ударе по его спине, моя палка просто вылетела из руки, так как, ее было невозможно держать – у нее были острые грани и вся в заусеницах. Мы еще пару раз нанесли ему в район корпуса удары ногами, пока он не сказал: «Все, все, пацаны, хватит!» И мы перестали его трогать. Калий после этого начал с ним разговаривать.

– Для меня, например, было большим удивлением увидеть на видео, которое нам показывали в СИЗО, что оба они находится в совсем другом месте, нежели мы их оставляли, да, еще в таком виде – что я испытал потрясение. Также я не понимаю, почему следователь, не приобщил к делу, как улики, окровавленные бруски от зеленых лавочек и кирпич, и не отдал их эксперту, чтобы тот установил, имели ли эти палки и кирпич контакт с потерпевшими. Судья Рудометова спрашивала его об этом на суде и указывала этот момент в списке недочетов по делу. Мы об этих уликах узнали уже на суде. Эксперт в суде утверждал, что смертельные повреждения были нанесены потерпевшим районе 1-2 ночи, когда нас там уже не было. Время драки суд и следствие сместили на 1 час, при этом у Калия в черных джинсах, в которых он был на «Маяке» и которые не изъяли, а взяли вместо них голубые, оставался чек из «Чайки» со временем покупки лимонада.

Тот момент, что я курил возле музея, когда Черкасов предложил Калию вернуться за палкой к потерпевшим, следователь тоже упустил из виду. Их не было от силы минут 5, и я слышал звуки ударов. Возможно, это и было в тот момент, когда Калий описывает, что после нанесения ударов Малому Черкасовым, он увидел на его голове страшную рану, из-за чего присел на дорожку и отвернулся, так как, ему стало плохо.
– Хочу также уточнить по одежде и обуви, которые у меня изъяли из дома. Куртка матерчатая темно-зеленого цвета, фирмы «Энтон», с кожаными вставками – это куртка моего отца, которая бралась 23 ноября, а за день до этого – 22 ноября – основанием для моего задержания послужило то, что якобы в моем жилье есть явные следы преступления, а именно, окровавленная куртка.

Изъятие куртки произошло 23 ноября

Основание – для задержания Николаенко датировано ДНЕМ  РАНЕЕ, когда куртку никто еще не изымал.

– Судья Кулинич на заседании Деснянского суда зачитывал ваш комментарий из протокола суда 2001-го года по поводу куртки. Я так и не поняла, какой был вопрос судьи Рудометовой о вашей куртке, и что сам Кулинич понял из вашего ответа?
– Дело в том, что в протоколе суда 2001-го года не были написаны сами вопросы, только – ответы (это действительно, правда, ниже мы размещаем ссылки на все три тома дела №75/1349 – где, в том числе, есть и протокол суда, в котором, тексты самих вопросов судей, адресованных экспертам, осужденным, свидетелям и всем, кто был в суде – не записаны, есть только ответы – прим.авт.).

Меня спрашивали, была ли у нас подобная куртка дома – и я ответил, что да – была, но, никто не уточнял моя ли она лично, или моего отца. Я в тот вечер в «Маяке» был в куртке модели «пилот» коричневого цвета (дубленка, с воротником). Эту куртку никто не изымал, она до сих пор лежит дома. Больше десятка свидетелей могли это подтвердить, но ни их, ни меня самого, даже не спросили – в какой куртке я был в ресторане в тот вечер. Ни следователи, ни в суде. Пакет, в который поместили зеленую куртку, при понятых, опечатан не был (в деле нет ни одного документа, где бы описывалось, как зеленая куртка, принадлежащая отцу Николаенко, была упакована и скреплена). То есть с ней, как следователи, так и эксперты могли проводить любые манипуляции. Мало того, в некоторых документах эту темно-зеленую куртку описали, как куртку черного цвета, причем по одним материалам – пятна бурого цвета были на передней поверхности куртки, на других страничка следователи писали – что на спине. Длина рукава изъятой следователями куртки – на 6 см. короче, чем та, которую я носил.

– Скажите, ходил бы я холодным ноябрьским вечером в болоньевой куртке, которая мне была мала на 2 размера, при том, что родители привезли мне из Москвы новую дубленку?, – спрашивает Николаенко.

– А обувь хотя бы вашу брали?
– Мою, но в той обуви я не ходил в тот вечер, и ее размеры не совпали с тем отпечатком ноги, который сняли на месте происшествия.
– Не задавались тогда следователи и вопросом того, куда пропали часы с руки Малого и серебряная цепочка, а также двое ключей от квартиры Богдана Васеки. Пропали – да, и пропали, – добавляет Александр Николаенко.

Три пары обуви, изъятой у Александра Николаенко

– Когда вы ознакомились со своим делом?
– В конце марта 2001 года. В деле есть графики ознакомления с делом. Один из них, 14.04.2017-го предоставили по запросу моего адвоката руководство Черниговского СИЗО, второй, составлял Сергей Овчаренко, где расписал по датам и времени, как он «ознакамливал» с делом всех троих. Сравните эти два документа – ни одна дата не совпадает полностью, на лицо явная фальсификация.
Действительно, наш корреспондент, сравнив два этих документа (см.фото ниже) по ознакомлению подозреваемых, только по первому тому дела №75/1349, увидел, что в случае с Александром Николаенко даты, время, как и количество встреч разнятся.

Взяв в руки калькулятор, не сложно подсчитать, что в СИЗО, с Николаенко следователь черниговской прокуратуры Сергей Овчаренко провел 8 встреч, а по делу значится – 7. В деле записано, что Николаенко ознакамливался со страничками дела 1-го тома в течение 16 часов, а по данным СИЗО – 10 часов 45 минут. При этом, сколько проходила встреча следователя и обвиняемого 15 марта 2001 году сотрудникам СИЗО неизвестно, как и неизвестно то, какие именно процессуальные действия проводились с Николаенко в его стенах. То есть, непонятно знакомился ли он с делом, или просто общался с Овчаренко. Совпадение идет лишь по дате 19.03.2001, но время за 19-е марта в обоих документах – совсем разное. Всего же, по словам Александра Николаенко, в деле №75/1349 – 17 таких документов, когда следователь его не посещал, но стоит его подпись.

– Да, подписи ставил я, но был в таком психологическом состоянии, что по просьбе следователя ставил их не глядя. Он обещал, что как только я все подпишу, и дело закроют, – даст свидание с родителями. Адвокат мой при этом всем – не имел возражений. За все время, что я был в СИЗО меня оттуда вывезли один раз – 16.01.2001, для проведения судебно-наркологической экспертизы, при том, что в деле фигурируют документы, будто я посещал горотдел на ул.Шевченко, 13.

– После побоев на первом допросе в комнату ко мне зашла Екатерина Щепаняк, (та самая эксперт без категории, из Бюро судмедэкспертиз, которая по предварителной информацию из собственных источников эксперта Ювчика делала экспертизу трупов Малого и Васеки, но подпись под этим документам была поставлена Ювчика – прим.авт.), и спросила: «Ну, что нормальный? Хорошо». Она не осматривала меня, и не описывали побои. Мой адвокат, почему-то, тогда не обратила внимание на то, что эксперт и понятая на допросах – один и тот же человек.

– За все то время, что вы сидели в тюрьме вы смогли полностью ознакомиться с вашим делом?
– Нет, конечно. А какое я имел на это право? Мне пробовали его передать, но ничего не вышло – для пожизненников – все двери закрыты. Это сейчас появляются, у таких как я, хотя бы, минимальные права. Когда спустя целых 15 лет, тебя могут вывезти, на ознакомление с делом и даже послушать.

– Мало того, что я не могу ознакомиться, так и сами судьи, а в нашем случае речь идет о Кулиниче и Стеблине – даже не читают эти дела. Иначе бы они, видя, что Коробейников Олег Алексеевич был по моему делу свидетелем в 2001-м, заявили бы ему отвод, как присяжному, уже в 2016-м году (сам Коробейников в своем интервью Gorod.cn.ua тоже отметил, что заявлять отвод – прерогатива судьей и именно они должны обращать на подобные вещи внимание – прим.авт.). Они заранее знали, что отфутболят это дело. От пожизненных приговоров, наша судебная система шарахается, как от чумы. Куда бы ты не писал, жаловался, отовсюду идут официальные отписки, со стандартной формулировкой, о том, что оснований для удовлетворения жалобы/ходатайства/пересмотра – нет. Заключенные называют такие отписки коротко: «Кара невелика, мусиш відбувати»

В этот момент подключается адвокат Николаенко – Яковлев Андрей Леонидович, который подошел в обеденное время в комнату свиданий №2, чтобы помочь нашему корреспонденту разобраться в некоторых вопросах по документам дела. Он привел пример своего клиента-пожизненника, который был осужден в 2014-м году. После поданного ходатайства суд дал время на ознакомление с делом до 31-го мая 2017 года, но тот сотрудник, который должен был передать ему документы – попросту боится идти к заключенному.

– В себя приходишь более-менее только после суда и приговора. До этого все летит, вокруг тебя кубарем. Ты не можешь понять, как ведутся следственные действия, что могут существовать такие фальсификации, подлоги, надеешься на адвоката и право на защиту, а ему отказывают – даже в такой мелочи, как фиксация на диктофон судебного заседания, – продолжает Александр Николаенко.

– Я ни тогда ни сейчас не отрицаю, что был участником драки, но не умышленного убийства. Эксперт говорил, что последний удар наносили между 1 и 2 часами ночи и почему они оказались в таком состоянии, в каком показал следователь на фото – для меня до сих пор – загадка. Тот же Васека, которого мы перенесли к Малому – был в состоянии разговаривать и даже огрызнулся на Калия, за что Дима дал ему в ухо, о чем сам же, описал не раз в своих показаниях.

– Почему родители потерпевших заступаются за Черкасова, даже теперь?
– Я не знаю, потому, что мы действительно Дениса оттаскивали с Димой, как от Малого, так и от Васеки. Его действия тогда для меня были непонятны, зачем он продолжал бить их уже лежачих, если с побитыми уже договорились о встрече?

– Что касается меня, то, даже, если отмотать ситуацию назад, я, увидя, что бьют моего друга, наверно все равно бы вступился и попробовал защитить его. Я не смог бы развернуться и пойти в другую сторону. Ведь, в ином случае, мне бы на следующий день все друзья в спину плевали, за то, что бросил своего. Думаю, многие, на моем месте поступили бы точно также, хоть взрослые, хоть подростки. Но, повторюсь, что в той ситуации намерения убивать кого-либо и даже жестоко избивать, и тем более, специально заготовленными заранее орудиями убийства, как звучит это в приговоре, – у меня не было.

– Расскажите еще немного о вашем содержании в Енакиевской колонии.
– Если сравнивать с СИЗО, где идет постоянная текучка людей, в колонии годами живут – одни и те же, персонал тоже не меняется. Мы знаем, что у них в семьях творится, чем они живут и так далее.

– А они что с вами подобным делятся?
– Конечно, первые 3-4 года были избиения и давление, как я упоминал, но когда все друг к другу привыкли, то можно сказать, что это была уже, как одна семья. Сотрудники колонии общаются лучше всего с теми, кто им самим кажется полностью нормальным и адекватным.

– Один раз я был на приеме у прокурора Донецкой области, который посещал Енакиевскую колонию. После того, как мы пообщались, он удивился тому, что я мог попасть в тюрьму, и тем более, по такой статье и сроку. Он уточнил у своих приближенных: «Это была практика 2001-го года?», ему ответили, что – да. Тогда он сказал, что, к сожалению, ничем не сможет помочь, так как пожизненное – это практически необратимое наказание, согласно действующего украинского Законодательства.

– Когда начались обстрелы, камеры остались запечатаны – ни выйти ни зайти, месяцами. Был период, когда без света просидели 43 дня, сотрудники разбежались. Летом 2014-го, когда ДНР поставила под забором колонии «Град», а нас вывели на прогулки – увидели в небе украинские боевые самолеты, после этого желание выходить на прогулку отпало надолго. В том регионе зон хватает, и за время войны много заключенных погибло, но эти данные практически не придавали огласке. В камере ты никуда спрятаться не можешь, и если в стену влетит – то все. А грохотало в тот период каждый день. Выйти ты сам не можешь, но и ответственные лица, которых наняло охранять нас государство Украина – все ушли. На всю зону остался 1 или 2 человека, и то, вроде бы, они были из местных, ДНРовцы. Бывало, в корпусе на 150 человек оставался один дежурный, а бывало и вообще – никого.

– А что вы ели в таких условиях?
– Все готовили на костре, дрова рубили под забором во время обстрелов сами зэки. Так как, на открытом огне много не приготовишь – в день давалось полстакана полусырой ячки/сечки – вот и вся порция и хлебец, размером с овсяное печенье. Прожили так месяца полтора. Потом вернулся дежурный из местных – Эдик, которому передали из Украины деньги и он смог организовать хоть какую-то продуктовую передачу на всех. А когда мне повезло, и я попал в список тех, кого переведут из колонии на территорию Украины, Эдик уверял меня, что дома мои права никто восстанавливать не будет, не пройдет никаких пересмотров и так далее. Говорил, что лучше остаться и со стопроцентной вероятностью выйти по УДО по истечению 25-летнего срока по законам ДНР. За 1 год власти ДНР от 30 до 40 людям заменили пожизненное на 15 лет, им пересматривали дела. Из нашего корпуса это был мужчина по фамилии Баглай (он отсидел около 14 лет), а вообще начали они с Донецкого СИЗО. Только если этот Баглай приедет на территорию Украины – его снова посадят, поэтому ему придется оставаться там.

– А, вы, почему не выбрали такой вариант, у вас бы были отличные шансы на пересмотр.
– И что я там буду делать, без поддержки родителей, без дома? Вернуться домой я тогда не смогу, – снова окажусь в тюрьме, только уже на нашей территории. Но поражает то, что у государства Украина, которое стремится в Европу, законы, что применяются к пожизненникам – жестче, чем у террористической ДНР. Почему так? Почему везде декларируется принцип верховенства права и права на справедливый суд, а те же судьи – Стеблина и Кулинич, несмотря на то, что были описаны все нарушения по нему, даже и не заглянули в дело, – горько вздыхает наш собеседник.

– Я не отменяю той трагедии, что произошла в семьях потерпевших, но хочу лишь донести ту мысль, что я не совершал убийство, которое мне приписали. И тогда и сейчас не собираюсь признавать, что сделал с теми людьми то, что показали мне на фото при допросах. Хоть, получается, если бы я даже и сделал это один – мне бы дали 15 лет, и я бы уже вышел. В данной же ситуации – перспектив, практически, нет. А за все эти годы – не было никаких шансов защититься или рассчитывать на справедливый суд. Любое наказание должно быть адекватно совершенному человеку проступку и способствовать исправлению человека, а какое исправление может быть, если человека лишили всякой надежды? Если мое дело не пересмотрят, то и после 20 лет я не буду подавать на помилование, потому что, для помилование надо полностью раскаяться и признать вину, которую тебе вменил суд, а я это не признавал и не признаю.

– С другой стороны, какой мне смысл вообще размышлять об этом помиловании, если до сих пор в Украине никто не был помилован Президентом? Люди, которые провели в тюрьме более 20 лет, писали такие прошения, но никому из них не дали положительный ответ.

– Прекрасно понимаю, что если найдутся основания для пересмотра дела, то для тех людей, что вывели его на подобный результат 17 лет назад – это угроза. А учитывая, некоторые из них, тот же Сергей Овчаренко – занимает серьезную должность (прокурор Черкасской области), то мне вдвойне не на что рассчитывать.

– Помните свои ощущения, когда зачитывали тот приговор?
– Подготовится к такому – невозможно. Но с самого начала понимал, что итог будет по самому негативному сценарию, об этом говорили и сокамерники в СИЗО, которые обсуждали этот случай уже со своими адвокатами. Во время следствия и после оглашения у меня было состояние, как будто, я нахожусь в какой-то другой реальности, в прострации. Не было у меня возможности показать характер следователю в 18 лет, меня ломали психологически, и ему была важна не истина по делу, а признание в том, чего я не совершал.

– Следователь прокуратуры Овчаренко пользовался моим угнетенным состоянии. Ведь, я потерял по сути все: дом, возможность видеться с близкими, попал в совершенно другую среду. И он это использовал по полной программе. Думаю, это у них было принято делать со всеми. Забрасывал мне в качестве наживки, во время допросов, надежду на то, что смогу увидеть родителей. И ты начинаешь его об этом раз спрашивать, другой, и в конце он говорит: подпиши, здесь и здесь, и все будет. И, действительно, дело закрыли – 12 апреля пришел отец на свидание.

– В каких условиях содержатся пожизненники в Черниговском СИЗО?
– В камерах по 2 человека, мужчин сейчас 6-7 и 2 женщины. Со мной сидит парень, на 3 года старше, он тоже из Чернигова. Но количество постоянно меняется.

– Какие болезни у вас обострились/появились в тюрьме?
– С 2002 года я вообще перестал употреблять лекарства, за это время не выпил ни одной таблетки. Если болел, к примеру, зуб – терпел, чтобы само прошло. После всего пережитого у меня прошло большое переосмысление себя и жизни, я прочел много книг по каббале, эзотерике, психологии и прочее, стараюсь держать себя в руках. И, наверно, из-за ситуации столь длительного стресса, организм каким-то образом аккумулирует свои силы и энергию, которые не проявляются в обычной жизни и поэтому, я практически не болею.

– Психологически мне намного проще, чем другим пожизненникам, потому, что я знаю, что не совершал, того, что мне приписали. В случае с людьми, которые и правда убивали, немного другая ситуация. Виню себя только в том, что у меня не оказалось ни моральной зрелости и влияния, ни физических сил, чтобы конкретно переубедить Черкасова даже не подходить к той лавочке, или сразу оттащить. А так, что? Было 18 лет, когда мыслишь категориями «Своего бьют»…

– О чем вы думаете, просыпаясь каждое утро?
– Даже не знаю, ни о чем особенном. Жизни на свободе у меня было 18 лет, из нее осознанной в полном понимании этого слова, может с 15-ти. Я даже не знаю, откуда правильно будет отсчитывать.

– Когда вы общаетесь с людьми, старше вас лет на 10-15, которые успели ухватить этот период, именно осознанной жизни, может, даже завести семью и прочее, вы чувствуете некую разницу между вами и ими?
– С одной стороны – да, ты понимаешь, что у человека был тот жизненный опыт, который у тебя отобрали, у него произошло взросление в условиях свободы. С другой, – каких-то проблем в общении не возникает.

Также Александр Николаенко в беседе с нами коснулся и финансового вопроса содержания пожизненников:

– Когда Украина ратифицировала мораторий на смертную казнь, согласилась соблюдать нормы Европейской конвенции, то выдвинула Европе условие о материальном обеспечении пожизненно заключенных. Ведь на их содержание пришлось бы тратить немалые деньги – это и постройка новых корпусов максимального уровня безопасности со специально оборудованными камерами и зарплата персоналу, расходы, которые сопряжены, непосредственно с самими осужденными – питание, коммунальные услуги, перемещение и прочее. Я точно не помню сейчас, какие это были суммы, но читал журналистские материалы, где даже были прописаны нормы питания, куда входили мясо и шоколад.

– Я подозреваю, что вы сейчас скажете, что всего этого не получали?
– О чем вы говорите, конечно, нет. А между тем, государство сейчас выделяет почти 50 тысяч гривен в год на одного заключенного. Где эти деньги, спрашивается?

– В реальности на весь корпус в ЕИК-52 из 150-ти пожизненников работает 3 человека – один дежурный, иногда два, и заключенный с зоны. Завхоз, так называемый, сам на прогулку выводит, а дежурный в корпусной, в своем кабинете сидит кофе попивает. Ему лень даже двери ходить закрывать. А зачем? Зэк сам сделает. А по бумагам, нас охраняют десятки людей с кинологами и собаками. И все они по этим бумагам получают зарплату, это нам наш отрядник, рассказывал. А где эти зарплаты оседают и в чьих карманах, и как устроена цепочка, ведущая в Киев – никто не знает, или не хочет знать.

– Ремонт помещений у нас в Енакиево тоже проводился за счет зэков, а точнее их близких и они давали деньги, потому что надо, иначе где-то испортят жизнь, или какие-то блага не дадут. Енакиево, – это как захолустье, Киев – далеко, к тому же на Донбассе они всегда считали себя отдельным государством. Прокуратура и т.д. – тоже все свои. Приехали, конверт получили, стол им накрыли и на этом все. Киевское начальство там никогда не жаловали – вроде закон один для всех, но они всегда жили по своим понятиям. Шутка ли, два десятка крупных зон в одной области! Начальник управления – там царь и Бог, и армия у него огромная и доходы соответственно…

– Когда Янукович стал президентом, то руководство тамошних тюрем вообще перестало бояться какой-либо ответственности. За все заключенные платили: возможность пользоваться телефоном, пребывание в более-менее нормальной камере, даже за тепловентилятор зимой приходилось платить, и никому не интересно, что отопление годами не работало.

– И это не только с зарплатами, ремонтами и поборами с родственников такая ситуация. Даже если брать такие мелочи, как зубная паста, щетка, туалетная бумага и прочее – кто это когда из заключенных видел? Всем этим обеспечивают их близкие. Было 2 раза за все время, что в нашу колонию завезла гуманитарную помощь ДНР и тогда у меня в руках оказались зубная щетка и продукты, не привезённые родителями.

– Я веду к тому, что наверху быстро смекнули, что чем больше будет в Украине пожизненников и заключенных: тем больше будет финансирование, то есть средств, по которым, в последствии, идет «распил» – причем средств, как из госбюджета, так и переданных самими родственниками. И это не принимая во внимание тот факт, что сами следователи, которые доводят каждое дело до пожизненного, имеют свои бонусы – в виде повышений по службе и вытекающих из этого преференций. Этот «конвейер» с увеличением числа пожизненников, серьезно сбавил свои обороты, как только Евросоюз раскусил Украину и полностью перестал выделять на них деньги.
– По состоянию на сейчас я не знаю, как обстоят дела в Енакиевской колонии и тем более в других украинских тюрьмах, так как, лишь 1.5 месяца успел пожить в Новгород-Северске, а последние несколько месяцев нахожусь – в Черниговском СИЗО, а здесь совсем другой уклад, условия и отношение персонала намного лучше. Думаю, что в тюрьмах, с приходом реформ, стало цивилизованнее, но лишь в том плане, что перестали бить заключенных. Вряд ли стали обеспечивать зэков, предметами хотя бы первой необходимости. Сейчас им эти реформы не нравятся, все хотят, чтобы осталось как раньше, бесконтрольно, налажено по своим схемам, чтобы можно было продолжать вытягивать деньги с родственников осужденных. Это работало одинаково везде. Сейчас они чуть затаились, и куда эти реформы приведут – не понятно, мы заключенные – можем за этим лишь наблюдать, но не участвовать.

Справочно:

По информации от Государственной пенитенциарной службе Украины на 2015-й год государство Украина выделяло на содержание одного осужденного или лица, взятого под стражу, в среднем 24,5 тыс. грн. – в год.При этом в день на одного заключенного выделяют 67 грн 27 копеек в день.

В 2016-м году это было уже 127 гривен в день, – то есть 46 355 гривен в год. Если поделить на 12 – это выходит 3 862 гривны. А многие ли черниговцы имеют такую зарплату или пенсию? В местах лишения свободы по состоянию на 2016-й год находится около 130 тысяч человек. То есть, в день государство тратит на преступников 16,5 миллионов гривен.

– Я обратила внимание, на то, что в суде – вы и Дима были в не совсем подходящей, для судебных заседаний одежде. Мысленно даже сочла это неким неуважением к суду. Все-таки, спортивный стиль, – совершенно не подходит для подобного мероприятия …
– Если говорить о гардеробе, то у заключенных, особенно тех, кто в тюрьме находится столь длительное время, большие проблемы в данном вопросе. У родственников нередко туго с доходами, а во многих случаях они от пожизненников и вовсе отказываются. Просить даже у самых преданных друзей, со временем, – становится просто неудобно. Если и спрашивают: «Что тебе нужно?», уже на автомате отвечаешь: «Ничего не надо, все нормально».

– В тоже время, иногда друзья передают б/у одежду, а потом свое двойное б/у, я другим в колонии отдавал, на него сразу выстраивалась очередь! Но, ведь, нигде в Законе не прописано, что заключенный должен жить, как бомж и обеспечивать себя всем с головы до ног, в том числе и предметами первой необходимости. Новые вещи для тюрем – редкость, все носят что-то старое, зашитое. К примеру, та черная кофта, что я был в ней на заседании Деснянского суда – мне передал свою уже б/у – знакомый. Джинсы у меня еще с 2011-го года, я их берегу для свиданий, лишний раз не надеваю. На каждый день в ходу: спортивные штаны, шорты, футболки, тапочки, кроссовки, зимой – это еще толстовки и свитера. Все базовые вещи здесь доживают, что называется, до последнего. Вот, у меня тапочки резиновые порвались, я в них бегаю во дворике, на прогулке, но я зашил, не могу просить новые у родителей, им и так тяжело финансово.

– Отмечу, что в целом, заключенному достаточно иметь двойной комплект одежды: футболки, шорты, штаны, кроссовки, тапочки и все. Дальше вопрос только в продуктах, ну, и предметах гигиены.

– Как часто посещают вас родители?
– В Черниговском СИЗО за все время давали свидание 1 раз, в марте. Мне пришлось просить у начальника отдельное разрешение, так как, это было в субботу (Александр Николаенко находится в СИЗО с февраля 2016-го года – прим.авт.). Это связано с тем, что отец работает в будние дни, когда такие встречи разрешены, а мама без его присутствия, не может справиться со своими чувствами, когда видит меня. За последние 7 лет я впервые увидел своих родителей вживую.

– После того, как в 2010-м году у папы произошел инфаркт, и врачи запретили ему передвигаться на дальние расстояния, то ездить они в Донецкую область перестали. А вообще, 1 раз в месяц разрешены краткосрочные свидания (длительностью до 4-х часов), раз в 2 месяца – длительные (длятся 3 дня – прим.авт.). Длительные свидания для пожизненников ввели лишь в 2014-м, теперь я могу рассчитывать на них, но уже в Новгород-Северском, так как Черниговском СИЗО условия для длительных свиданий – не предусмотрены.

– Сейчас родители приболели, не знаю, когда придут в следующий раз. А часто даже не хочется их лишний раз волновать, ведь, давно привыкли по телефону общаться – так легче морально. Когда они в марте на краткое свидание приходили, я же видел, что они оба расстроились… Вспоминаешь сразу, что у отца два инфаркта, мать – та, вообще сильно нервничает. Когда вернусь в Новгород-Северск, попрошу себе длительное свидание, чтобы хотя-бы обняться можно было, – в марте в СИЗО, нам такой возможности не дали. А дальнейших кратких встреч через стекло и телефон не хотят ни я, ни они – это издевательство…

– Если Апелляционный суд вам откажет и не вернет дело на пересмотр в Деснянский суд первой инстанции, вы поедете в Киев на кассацию? 
– Не знаю, еще не думал об этом. Есть два варианта: либо присутствовать лично, либо отвечать на вопросы суда по Скайпу. Когда меня переводили из Енакиево в Новгород-Северский, я проехал по этапу 7 пересылочных тюрем и это длилось несколько месяцев. И мне это уже все до такой степени надоело, что, возможно, и не поеду в столицу. Не особо верится, что там кто-то будет с этим разбираться. Пока надеюсь только на Европейский суд.

– А что насчет законов №2292, 2033-а и 6344, которые могут хоть как-то уравнять пожизненников в плане защиты своих прав с теми, кто отбывает наказание со сроками?
– Слишком долго не складывается… И, сомневаюсь, что в ближайшее время эта ситуация изменится, тем более на один из них, который предусматривал условно-досрочное освобождение, для таких как я, Президент уже наложил вето.

– За столь длительное время, что вы находитесь в тюрьме, вас посещало чувство безысходности всего происходящего, апатии, депрессии? 
– Помогла определенная литература держать себя в руках. Из книг я узнал об опытах духовных практик, о таких вещах, о которых на свободе даже не подозревал. Переносил этот опыт на себя, чтобы понимать, как все устроено, медитировал. Это все помогало мне продолжать верить в себя, а параллельно с этим начинает меняться все в организме на физическом уровне. И то, что я за все это время ничем не заболел, а когда, например, занимался плаванием, то бывало, что меня и с финальных тренировок в реанимацию увозили, то я связываю только с этим – с духовным становлением, себя, как личности. Я сам привел свой внутренний мир в гармоничное состояние и поверил в то, что мой организм тоже может избавиться от всех болезней. Может, это и самовнушение, но факт на лицо – последние 15 лет таблеток я не принимал. Все это время вообще не употребляю нецензурную лексику, в отличии, от остального тюремного контингента. Понял, что это тоже может негативно влиять, как на меня, так и на окружающих, ведь каждое слово несет в себе определенные вибрации/энергетику.

– Я принял ситуацию, избавился от какого-либо негатива в себе и понял, что никому от того, что я буду загружать себя какими-то депрессивными мыслями не будет. Ненависть и отчаяние еще ни одного человека не приводили к хорошему. Без разницы, в каких условиях ты находишься, – главное, КТО ТЫ и какой выбор для себя делаешь.

– Персоналу работать с такими, как мы – тоже проще, особенно с теми, кого посадили в начале 2000-х, и они сейчас примерно моего возраста. Вы можете осведомиться в Департаменте, который занимается пожизненниками. Те люди, которые отбывают свое наказание с определенным сроком, часто скатываются во все тяжкие даже в тюрьме, от них можно ждать, чего угодно, так как они знают на 100%, что выйдут оттуда. А таким я ничего не остается, как заниматься личностным ростом и смысла конфликтовать с персоналом тюрьмы, соответственно, тоже нет.

– Перечислите несколько авторов, на заметку нашим читателям.
– Из изотерической литературы лучше всего будет обратить внимание на Елену Блаватскую, а из последних мне понравились работы двух историков Эдварда Радзинского и Евгения Тарле. Есть еще интересный автор-историк с эзотерическим уклоном Дмитрий Мережковский. Книги заказываю через родителей, до этого долгое время читал их с телефона и посадил себе зрение. В детстве я перенес на глазах две сложные операции, одну из них делали в институте им.Филатова в Одессе, вторую в Чернигове, поэтому, стараюсь пользоваться бумажным вариантом.

– Давайте закончим на позитивной ноте. Расскажите о вашей девушке – Кате. Это же была ваша единственная любовь за всю жизнь?
– Ну, естественно. Мы начали встречаться с 8-го класса, и на нас было сумасшедшее давление со стороны учителей, особенно, старой гвардии. 3-я школа славилась строгостью порядков и соблюдением дисциплины. Учителя считали, что мы показываем негативный пример своими романтическими отношениями: могли стоять на перемене, обнять друг друга, поцеловать. Это их приводило в негодование. Сейчас она замужем, живет в Киеве. По окончанию школы закончила Педагогический по специальности английский язык, на историческом факультете.

– Вы общаетесь?
– Иногда, созваниваемся по праздникам. Стараюсь, напоминать о себе как можно реже, чтобы не беспокоить. У человека же давно своя жизнь и мое присутствие там не нужно и не важно.

– Если бы каким-то чудесным образом вышло так, что восстановилась справедливость и вас освободили по решению суда, чтобы вы делали в свой первый день?
– Представлял себе это, конечно, и не раз: как окажусь дома и обниму родителей. Для меня свобода сейчас – воспринимается, как давно забытый сон, как будто это было не со мной, я отвык от всего, что делают обычные люди каждый день и даже не замечают этого, но хотел бы все это вспомнить…

Помимо интервью с самим заключенным Николаенко, мы предлагаем вниманию наших читателей, результаты общения с близкими людьми из его окружения. В случае с Сашей Николаенко – мы пообщались с тремя людьми, которые его помнят и знают.

Вход в черниговскую школу №3

Екатерина, 34-летняя дочь Ольги Сподаренко – первая школьная любовь Александра. Саша и Катя в свое время стали Королем и Королевой бала на торжественном вечере в школе №3. Для того, чтобы выиграть титул и станцевать финальный танец со своим парнем Екатерина, которая была маленького роста и боялась проиграть танец с Сашей длинноногой конкурентке, пошла на небольшой обман. Во время голосования пришли ее друзья из другой школы и в урну для голосования опустили листочки с ее именем, благодаря, чему именно она и Александр станцевали на том балу. Сейчас Екатерина преподаватель английского языка и проживает в Киеве с мужем и двумя детьми:

– Могу его охарактеризовать только с позитивной стороны. Половину года он проводил на сборах, то есть на 3 недели уезжал, потом снова 3 недели на учебе. Когда приезжал в Чернигов, то каждый день ходил на тренировки в бассейн на 5 утра. При этом учился на 4 и 5, очень хорошо знал английский, закончил специализированный класс, все им восхищались, он был показательный парень. Я даже считала Сашу более образованным, чем я. Мне приходилось корпеть над учебниками, а ему давалось все просто. Он был кандидат в мастера спорта, по Украине занимал, если не первые, места, то не ниже 2-го, тренер от него был в восторге. Мы с ним лет 5 встречались в школьные годы, но когда поступили в разные вузы стали видеться реже. Дениса я до суда ни разу в жизни не видела, а Дима был старше на 1 год, и эта разница в подростковом возрасте ощутима. Он был, как бы, из старших и мы не были вхожи в их компанию, но его в лицо хорошо знала, ведь он учился в нашей школе и жил в этом же районе. У него еще была очень красивая сестра Наташа, младше нас всех.

– Первые две недели мы были уверены, что это недоразумение, сейчас их допросят и выпустят. О том, что парней тех убили, мне стало известно дня через два. Затем где-то месяц мы даже не переживали ни о чем, думали, сейчас органы наведут порядок, что это просто ошибка. Когда пошел суд, морально было очень тяжело, но мы все равно не верили, что Саша может попасть в тюрьму, что в суде смогут разобраться. Очень хорошо помню, что данные из экспертиз в ходе слушания на суде несколько раз меняли, было множество несостыковок, что вызывало возмущение в зале, мол, почему, вначале зачитывали одно, а потом совсем другое. Когда вынесли приговор – это был шок! Если мы хотя бы ожидали, что все может обернуться подобным образом, возможно, приложили бы больше усилий в плане защиты, а так вели себя, можно сказать беспечно. А сейчас время упущено…

– Саше писала письма после этого года три, но встреч вживую не было. По Скайпу с ним вообще ни разу не общалась, иногда по мобильному, и то урывками. Лицо его спустя долгие годы увидела на видео на вашем сайте с заседания в Деснянском суде. На суде в Чернигове, когда их выводили из зала и заводили в машину, мы постоянно им махали с одноклассниками, подбадривали. В 25 лет я уехала в Штаты на 2 года, а когда вернулась, вышла замуж. Где-то до 2007-го года я продолжала верить, что ошибку исправят и Саша вернется, и он в это искренне верил, что справедливость таки восторжествует. Он ни разу за все эти годы не заплакал в трубку, ни на что не пожаловался, всегда был на позитиве и успокаивал меня, все повторял, что попробует разобраться с тем, почему с ним судьба сыграла такую злую шутку. Он всегда был, стойкий оловянный солдатик. Бережет всех вокруг себя, несмотря на то, что его так жизнь покрутила.

– А что его поддерживает морально все эти годы?
– Думаю, что надежда в нем до сих пор живет. У него философский взгляд на жизнь, и когда я, в который раз в беседе с ним восклицаю: «Ну, как так может быть!?», он отвечает, что, обязательно все изменится, не может же это все продолжаться вечно. В душу ж не заглянешь, потому что и самой страшно… Первые годы я как-то зациклилась на данной ситуации, было впечатление, что мой мозг уходит из реальности, но после того, как уехала в США, все же отпустила ситуацию.

Вторым по значению человеком из круга друзей Саши является его одногруппник по технологическому институту – Александр Кореньков. Александр все те годы, что Николаенко провел за решеткой, реализовывал себя и жил обычной жизнью, какую мог бы прожить его друг, но след от той трагедии остался в его сердце навсегда:

– В тот вечер меня тоже приглашали в «Маяк», но, так как, необходимо было выполнить лабораторные, не пошел. Погода стояла холодная, Саша все время носил темную куртку «пилот», а ту, что вернули эксперты, мне показывала бабушка Николаенко. Это была куртка его отца, зеленого цвета болоньевая. На спине, в тех местах, где, якобы нашли пятна крови, были вырезаны дырки 5 на 5 миллиметров, а в выводе эксперта указано, что, возможно, это кровь и она могла принадлежать одному из потерпевших. Я даже не понял почему, данная «улика» стала основной в деле. Ходил на каждое заседание суда, у меня до сих пор все стоит перед глазами.

– Саша в тот день уехал раньше из университета (там как раз проходил конкурс «Мисс институт»), у меня должен был забрать рюкзак с лабораторными по физике (я тогда жил возле СИЗО), которую у нас вел Ушаков. После того, как он их сделал, я зашел к нему на Сережникова забрать рюкзак с работами, мы попрощались и он пошел в «Маяк», а я к себе.

– Помню, что Саше дали на ознакомление с делом около часа, я до сих пор в шоке от нашей системы правосудия! Человека невиновного, выдернуть из общества и посадить на пожизненное! Это мое первое и самое большое разочарование в жизни, и в этой все системе и стране. Человек имел положительные характеристики отовсюду, почти КМС по плаванию, 12 тренировок в неделю, а судья сказала, что раз спортсмен – то бил сильнее всех. Ну, что за бред? Я вообще ни разу не видел, чтобы он когда-либо дрался. Были особые мнения судей, которые затем пропали из дела. Первый следователь изначально говорил, что Николаенко проходит как свидетель, а потом стал подозреваемым.

– За все время, что Саша находится в тюрьме, я ездил к нему с его родителями раза три в Енакиево. Один раз был в СИЗО сразу после оглашения приговора в 2001 году…

– Он по натуре очень сильный человек, читал психологические книги, чтобы как-то отвлечь себя и не пасть духом. Но, думаю, в его ситуации он очень обижен на систему и государство.
– Что касается Черкасова, то я его не знаю. Помню, что он был плотненький, круглолицый. Его пьяным никогда не видел, но рассказывали, что он мог и выпить и подраться. Он часто приходил во двор Игоря Петрова, где сейчас находится магазин велосипедов «Велосвіт» по ул. Сережникова, 2, там был столик, и собиралась компания из 3-й школы.

 Петр Порошенко на Майдане во время Оранжевой революции

– Меня настолько поразило, как поломали судьбу Саше, что даже во время Оранжевой революции, когда ездил на Майдан в Киев, я набрался смелости и прорвался к Петру Порошенко (тогда он еще не был президентом) и изложил ситуацию. На что он мне ответил, что это никак уже не исправить, единственный шанс – подавать на помилование Президенту, спустя 25 лет. Но Саша не собирается признавать свою вину в убийстве. Да, ударил пару раз, но не убивал, помилование же невозможно – без признания вины.

Алина Файрушина одноклассница Александра Николаенко, сейчас владелица небольшой студии английского языка «Lady bug»:

– 17 лет назад я была лишь на одном из заседаний суда, и приходила в конце апреля 2017-го в Деснянский. У Саши, по сути, в жизни только школа была, и если в нашу 3-ю школу зайти и пообщаться с Викторией Леонидовной Конончук, которая была нашим завучем, то она обязательно о нем расскажет. Она была нам, как вторая мама. В последнее время, когда встречаю ее в городе, то про Сашу уже не спрашивает, а в первые годы постоянно интересовалась.
– Мне кажется, что если даже очень захотите, то не сможете найти ни одного человека, который бы хоть что-то о Саше плохое сказал. Я выросла на Сахалине и попала в Чернигов уже в 10-м классе и сразу влилась в активную часть коллектива. Помню, на те годы, он был видный парень, хотя и сейчас выглядит неплохо, после 17-то лет тюрьмы. Он всегда выделялся не только в классе, но и в школе, его там помнят просто все, он был «звезда», в хорошем смысле этого слова. Если какие-то постановки, школьные вальсы, КВНы, это всегда при участии Саши проходило.

– Когда произошел тот случай на Валу – для всех это был не просто шок, а ужас и кошмар. Поверить в такое, зная его – невозможно. Обсуждая эту трагедию в кругу друзей, мы в который раз делаем выводы, что просто оказался не в том месте, не в то время, злой рок. Уверена, зная его, намерений именно убить у него не могло быть. Да, может он виноват в том, что не догадался вызвать милицию или «скорую», но в такой ситуации и 50-летний мог бы растеряться, не то что парень 18-ти лет.

-Также для нас было шоком прочесть материал о том, как родители убитых готовы простить одного из осужденных, и выбрали при этом Черкасова. Того, кто, как раз, отличался наиболее вспыльчивым нравом и нехорошей репутацией…
– Я с Сашей не общалась 17 лет, а месяца 2 назад мы с ним впервые поговорили по телефону. У меня первая мысль, что мелькнула в голове: «Боже, мой, человек столько лет в тюрьме, с маньяками, убийцами, что могло за это время с ним случиться и что он скажет?» Ведь, встречаешь человека на улице через 2-3 года и не находится общих тем. Когда поделилась с мужем, что Саша позвонит, он стал возмущаться: «Ты, вообще, соображаешь?! Он 17 лет на зоне, какое общение?».

– Понимаете, у всех вырабатывается такой себе стереотип, раз сидит, значит, уже – не человек. И вот, я вижу на телефоне незнакомый номер, думаю, как настроиться, и что если он скажет что-то на жаргоне или грубость, то брошу трубку. Когда он сказал: «Алинка, привет!», то у меня сначала мурашки пошли по коже, и только через минуту я смогла выговорить «Саша, я очень волнуюсь и ничего не могу сказать», он мне: «А чего?», и смеется. Потом, пока он говорил, я приходила в себя и понимала, что это тот самый Саша и его голос…

– Я встречаюсь с некоторыми нашими одноклассниками, которые все это время получали образование, делали карьеру, рожали детей, жили в социуме, так, от них, такие слова и суждения можно услышать, что дико становится, как жизнь их ожесточила. А здесь человек общается такими категориями, что просто не веришь, что провел полжизни в тюрьме и остался прежним.

– Когда позвонила нашей однокласснице Людмиле в Ригу и описала свои впечатления, она предположила, что он играет, но затем тоже переменила мнение. Когда я была в Деснянском суде и пересмотрела с ним видео в интернете, я еще раз убедилась, что он остался тем же Сашей. Глядя, как он читал пояснение судьям, у меня в глазах снова пронеслась школа, как будто, мой одноклассник вновь отвечает у доски, только вместо интерьера класса – клетка. Это очень тяжело морально осознавать…

Пожизненники – это, как проказа

С 35-летним Дмитрием Калием мы встретились 19 мая 2017 года, в той же следственной комнате, где накануне общались с Александром Николаенко. На дежурстве уже была другая смена, которая разрешила сидеть заключенному, хоть и не запертой, но, все же, клетке, а выходить оттуда по мере надобности – для фото-видеофиксации. Забегая наперед, отметим, что заключенный Калий отказался от видеофиксации, ссылаясь, на то, что его матери тяжело будет смотреть на эти кадры. Но, не был против фотосъемки его самого и документов, которые он принес на встречу с нашим корреспондентом.

Дмитрий начал свою беседу с того, что указал нам на то, что в статье «Родители убитых на Валу парней готовы простить одного из пожизненников» неправильно указаны и описаны лавочки и палки с них, которые использовались в драке. На что, мы ответили, что, во-первых эта ошибка будет исправлена в следующем материале (читайте подробнее Дело №75/1349, или Кто стоит за наполнением тюрем зэками. Журналистское расследование ). Во-вторых, из материалов приговора (лишь этот документ и протест прокурора мы имели на руках, при написании статьи с мнением со стороны потерпевших, которым мы показывали фото ИМЕННО ЗЕЛЕНЫХ ЛАВОЧЕК. Из чего мы поняли, что их сыновья сидели до начала конфликта с Черкасовым именно на зеленой лавочке, спиной к нему, и удары наносились именно этими досками, которые утром 22.11.2000-го и были обнаружены рядом с трупами. Но, как помнит, наш читатель, как раз, эти окровавленные бруски зеленого цвета и камень – следователь прокуратуры Сергей Овчаренко по непонятным причинам изъял из дела.

Прояснив данное недоразумение, мы перешли к списку вопросов.

В ходе беседы Дмитрий вспоминает, что на протяжении всего 2001-го года, пока он пребывал в СИЗО после оглашения приговора, с таким же сроком наказания – пожизненное, поступили, для дальнейшего распределения по тюрьмам более двух десятков черниговцев. А если быть точным – 27, считая их троих с Николаенко и Черкасовым. К сентябрю 2004-го это количество возросло до 34-х. Для сравнения, с 2015-го по 2017-й с таким сроком заключения в Черниговское СИЗО поступил лишь 1 человек. В нашем регионе есть только одна тюрьма, где содержаться пожизненно-заключенные – она находится в Новгород-Северске, и там таких людей – 70 на данный момент, остальные находятся в других регионах Украины.

– Уже 3-гро апреля мне стало известно, что всех троих ждет пожизненное заключение. Свидетелей Адаменок запугали, а позже не приняли их показания во внимание. Их показания с допросов пропали из дела (действительно, мы проверили – допросов братьев Адаменок, следователями прокуратуры в деле №75/1349 – нет – прим.авт.), но на судебном заседании материалы с их допросами, каким-то образом, предоставлял судьям адвокат.

– Сам суд длился с 14-го мая по 1 июня 2001-го, рассмотрели все «внимательно» за 2 недели, при этом, 6 дней выясняли, кто разбил стакан в ресторане «Маяк», – делится с нами своими воспоминаниями Дмитрий Калий.

Далее Дмитрий демонстрирует нам копии своих обращений в 2015-м году в Апелляционный суд Черниговской области по пересмотру своего дела по нововыявленным обстоятельствам. Напомним, что в прошлом материале, мы писали о том, что судья Светлана Рудометова, видя, что выносила приговор по делу №75/1349 в 2001-м, без какого-либо зазрения совести, подписывала отказы о его рассмотрении – НЕСКОЛЬКО РАЗ (!), даже после того, как суды высшей инстанции направляли ей ответы с замечаниями, о данном нарушении.

После этой эпопеи защитником Калия была инициирована служебная проверка, касательно действий судьи Рудометовой. Но, то ли в связи с реформой по финансовому обеспечению судей, то ли испугавшись пятна на репутацию, судья Светлана Рудометова спешно ушла на пенсию, именно тогда, когда ее должны были проверять по этим отказам о пересмотре. Когда же судью посетил наш корреспондент, чтобы взять у нее комментарий по этому поводу, она убежала от него в слезах. Поэтому, пояснять для наших читателей ее действия пришлось судье-спикеру Валентине Николаевне Антипец.

– Что касается общей профпригодности Светланы Рудометовой, – продолжает Калий, – то ею на момент вынесения пожизненного приговора, нам троим, не была принята присяга на верность народу Украины, ее присяга была принесена государству Советский Союз, который перестал существовать в 1991-м. Это считается нарушением, согласно Конституции Украины.

– Отдельно хотел бы прокомментировать то, как характеризовала меня в вашей статье сторона потерпевших: мол, маньяк, зачинщик, нелюдь и прочее. Вот, мои результаты психологических тестов из колонии в г.Городище Ровенской области, где я отбывал наказание с 2004-го по апрель 2016-го и характеристика из Черниговского СИЗО, – демонстрирует распечатки Дмитрий.

– Что обозначает параметр «шкала искренности» – 11 из 25?
– То, что я нахожусь в постоянном стрессовом состоянии.

Далее Дмитрий коснулся вопроса изъятия его одежды по месту проживания в доме по ул.Ленина, 21 (ныне проспект Мира – прим.авт.). Так, в протоколе обыска (выемки) за 23.11.2000, который проводил старший оперуполномоченный ОУКР ЧГО старший лейтенант милиции Тищенко В.М., на основании постановления Прокуратуры г.Чернигова от 22 ноября 2000-го года, в присутствии отца Дмитрия Калия – Александра и двух понятых (соседей по дому – Шкурата Ивана Ивановича и Марголина Николая Яковлевича) – указано, что были изъяты голубые джинсы модели «AS 2001», размера 46-48 с пятнами бурого цвета на штанинах. Обыск проводили в период времени с 11.10 до 11.45 утра, спустя 12 часов, после начала первого допроса Дмитрия. В протоколе нет данных о том, что джинсы были во влажном состоянии, как сообщала ранее нашему корреспонденту мать Дениса Черкасова – Ирина. Из дома на допрос Дмитрия забирали в спортивных штанах, футболке и комнатных тапочках с группой захвата.

– Знаете, когда стоишь в зале суда, в тех же джинсах, в которых был одет в вечер 21 ноября и обут в тех же туфлях, а тебе рассказывают, что твоя вина доказана результатами экспертизы по совсем другим джинсам, это не очень весело слушать…

– В приговоре указано, что Николаенко был обут сразу в три пары обуви по их данным. Это надо было просто видеть и слышать, и как людей выгоняли из зала суда и все остальное. После того, как я впервые за все годы, в августе 2016-го ознакомился с делом, то увидел, что, во-первых странички пронумерованы карандашом, во-вторых много документов, о существовании которых я помнил, – просто испарились.

Действительно, в приговоре указано, что на Николаенко было сразу 3 пары обуви…

– Эти голубые джинсы модели «AS 2001» они хоть ваши, а не, как в случае с курткой Николаенко, – его отца?
– Да, я купил их 18-го октября. Успел надеть 2 раза – на День студента и на следующий день после проводов Павла Грихно в «Маяке», в университет. В них же я ходил на практику в Деснянский райсовет. На то время у меня уже было удостоверение социального педагога, и я взял своего первого подопечного по имени Юра, ученика 5-го класса 2-й школы.

– Так на этих голубых джинсах были пятна бурого цвета? Ведь, Николаенко и опрошенный мною свидетель Дмитрий Суворов, говорит, что вы были во всем черном – брюки и куртка. 
– А это то, что изъяли и является доказательством, по версии следствия….

– Чего вы хотите добиться, если никому это не интересно? Суды высших инстанций не разбирались в нарушениях и деталях. Да, и сейчас, спустя почти 17 лет – судьи Деснянского суда, судя по тому, что «не заметили» в списке присяжных, одного из ключевых свидетелей по делу – Олега Алексеевича Коробейникова, – даже бегло не просматривали дело. А прокурор Артур Валенчук активно поддерживает обвинение.

Важное примечание автора: прокурор Артур Валенчук, при встрече с нами в конце мая 2017 года сообщил, что с делом практически не знакомился, так как, у него на руках одновременно 300 производств, и если ходить копировать/читать каждое дело – то никакого рабочего времени у него не хватит. Это высказывание есть на диктофонной записи нашего корреспондента.

Читайте также:

Черниговского прокурора Артура Валенчука 2 часа держали лицом в землю, а ночью увезли в СИЗО

– Справедливого приговора. Я уже не борюсь. Давно. Первые лет 5, – да, я действительно боролся и мне, действительно было тяжело, меня это возмущало. Сейчас, все это делаю – по инерции, потому, что есть Закон. Но Закон в нашей стране, к сожалению, не работает…

– Расскажите, что вы помните о дне 21 ноября 2000-го года?
– На проводы в «Маяк» меня пригласил Павлик Грихно. Перед данным мероприятием мы с одногруппниками Саши Николаенко были на конкурсе «Мисс университет» в политехе. По его окончанию один из них очень просил меня поехать на «Магнолию», где они заказали банкетный зал. Но мы решили попрощаться с другом детства и поехали по домам переодеваться и взять деньги, в частности я хотел надеть куртку (модели «Пилот» черного цвета), так как, вечером было холодно. В «Маяке» мы оказались в начале 8-го вечера, когда за заказанными столами находилась предыдущая компания таксистов. Они не хотели уходить, и управляющий по имени Игорь пообещал уладить эту проблему. Нас там хорошо знали и для троих человек из нашей компании, была открыта своего рода «кредитная линия». То есть, даже если бы мы пришли без денег – нас бы все равно обслужили.

– Все было, как обычно: игра в бильярд, застолье, общение. В тот день я познакомился с официанткой Людмилой Брыкой, которая в суде описывала одежду, в которой я был одет. Но, даже если бы не она, персонал мог бы рассказать, кто, в чем был одет и прочее. Правда, тот же бармен Хоменко, как позже выяснилось, имел удостоверение «внештатного сотрудника милиции».

– У меня на утро должен был быть коллоквиум, а Саша, это я точно помню, говорил о каком-то экзамене на тему электрических цепей по физике, поэтому его мало интересовало, чем все закончится и вообще сами проводы. Из-за этого, мы, около 00.00 вышли из ресторана, само заведение работало до 4-х утра.

До поступления в педагогический Дмитрий учился в 3-й школе с внучкой того самого губернатора Николая Петровича Бутко, который взял расследование по делу №75/1349 под свой личный контроль, по просьбе Валентины Малой.
Чтобы иметь возможность закончить университет Калий зарабатывал себе на учебу в Киеве, у двоюродного брата Александра, который имел бизнес в сфере оптовой торговли. Начинал с экспедитора, затем повысили, лично ездил на закупку товаров и прочее. Чтобы подтянуть себя до поступления записался на курсы по истории, они тогда находились в здании бывшего Апелляционного суда (ранее находился в здании нынешнего Областного совета – прим.авт.) . Один семестр на специальности «Социальная педагогика» стоил 600 гривен.

– Два года назад, в 2015-м Коваленко Александр Борисович предлагал мне восстановится, но я не увидел в этом смысла. Даже если я сейчас получу диплом «Социального педагога», что я с ним делать буду? – горько улыбается наш собеседник.

– А почему выбрали именно такое направление в учебе? Ведь социальная деятельность – это работа с детьми, неблагополучными элементами, что мужчинам, часто, совсем не интересно. 
– Меня всегда привлекали гуманитарные науки. К тому же, в первой декаде ноября из СБУ пришел запрос на социальных педагогов. Я прошел тестирование и был первым из шести в списке, с пометкой «приоритет» (в тот список попал и Алексей Стадник, который свидетельствовал в суде 2001-го года и сейчас является действующим сотрудником Управления СБУ в Черниговской области – прим.авт). Социальная сфера – это, прежде всего, аналитика, работа с людьми, где кипит настоящая жизнь.

До того, как поступить в педуниверситет, отец Дмитрия – Александр Дмитриевич Калий, 1954 г.р., (умер в 2005-м году – прим.авт.), который всю жизнь был военным, предложил сыну пойти по его стопам. Вдвоем они съездили в Харьков, где Дима успешно прошел высшую летную комиссию и был одобрен для поступления. После успешного зачисления оба Калия вышли в «Чайную», которая находилась возле аллеи, в конце которой стояли самолеты разных марок. В том числе и эскадрилья самолетов, которая, в случае тревоги, должна была подниматься в воздух и защищать границу, путем перехвата ее нарушителя. Самолеты стояли без боекомплекта, но полностью, в рабочем состоянии.

– Смотрю, подходит техник, одетый в синий комбинезон, снимает с одного из летательных аппаратов крышку, которая держалась на внешних болтах и прикрывала собой топливную систему самолета. Все переходники такой системы состоят из драгметаллов, этот мужчина спокойно скрутил оттуда один из переходников, отошел 60 метров до забора, перекинул через него переходник, затем перелез сам, с авоськой, в которой лежали 2 бутылки водки. В это время, ребята-выпускники выщипывали, пробивающуюся, между плитами травку на взлетной полосе, а недалеко от них стоял красавец Ан-225 «Мрия» (советский транспортный реактивный самолёт сверхбольшой грузоподъёмности разработки ОКБ им. О. К. Антонова. Один из самых больших и грузоподъёмных самолётов в мире – прим.авт.).

– Увидев такую картину, у меня резко отпало желание связывать свою жизнь с авиацией. Те, кто таки закончил Харьковский институт летчиков (ХИЛ), в лучшем случае, пошли в гражданскую авиацию. После зачисления, помимо меня рапорты об отказе, видя такое плачевное положение дел в вузе, написали еще 2 парня – один из Винницы, второй из Нежина.

– А ваш отец, что тоже был летчиком?
– Нет, артиллеристом. Вначале, командующим в Дальневосточном округе последнего рубежа, сразу после окончания, несмотря на свое маленькое звание, его назначили командиром батальона, потом стал командиром гарнизона. Затем отца, вскоре после моего рождения (я родился в Чернигове) перевели в Калининград. Мы там прожили 4 года. Самое яркое впечатление детства от этого города – фонтан «Борющиеся зубры». Сам Калининград стоит на плато скалы, и фактически весь фундамент Детинца выбит в скале, очень красивый город.

На фото: скульптуры борющихся быков перед зданием – одна из главных достопримечательностей Калининграда. Все называют эти скульптуры Адвокатом и Прокурором, связывая это с тем, что до войны здесь располагался суд. По преданию, эта композиция олицетворяет состязательность судебного заседания, где борьбу ведут прокурор и адвокат. Эта скульптура стоит перед зданием бывшего суда Кенигсберга.

– Ну, вот вы поступили в пед, проучились, 2.5 месяца, с кем-то успели подружиться? 
– Больше приходилось общаться с девушками-одногруппницами, так как, если брать парней, то в общении с ними разница в 2 года давала о себе знать. До поступления в институт я учился в 9-м училище на фотографа, но, если честно, это было не мое. Помню, следователь прокуратуры Овчаренко по этому поводу выдал фееричную формулировку «зверхньо ставився до одногрупників», которую пытался использовать, чтобы выставить меня в невыгодном свете. Впоследствии, те же, Казимир и Стадник, уточняли суде, что это его личная приписка, а они такого не говорили. С Казимиром (он был моим напарником по практике), 22 ноября мы после пар, перед практикой, заносили тот самый стакан, взамен разбитого Сорокой.

– Что насчет Черкасова, почему у него была кличка «Толстый» и что он был за человек?
– Во-первых, Толстым называли его только люди узкого круга, в том числе и я. Тот же Николаенко не мог бы себе этого позволить. Мы учились с ним с третьего класса. Денис был хорошо сложен, ростом, примерно, 182 см., следил за собой, был опрятный. Руки – золотые, с техникой был «на ты», мог починить любую поломку в автомобиле, или аппаратуру даже 60-х годов, я, например, так не умею. Его мать сказала правду, что он всю зарплату отдавал ей и что купил незадолго до этого случая часы «Casio» за 320 долларов. То, что в приговоре написано, будто Денис мог кого-то ударить со спины – я в это никогда не поверю. Да, он мог подраться, подебоширить, но напасть со спины – он бы себя уважать перестал после такого.

– Это правда, что его оставляли на 2-й год в школе? 
– Ну, и что? Это ничего не значит, помимо него еще одну девочку Лену Лях так оставляли, и она потом реализовала себя в жизни.

– А что насчет Николаенко?
– Саша, по сути, вообще случайный человек в той ситуации. К Богдану он и не подходил, а ту палку подобрал, копируя мой пример, ударил ею пару раз Малого и только.

– Какие расстройства здоровья вы успели приобрести за годы пребывания в тюрьме?
– Как ни странно, в последние 12 лет, – ничем не болел. А вот, здесь, в СИЗО, где-то, за неделю до последнего заседания в Деснянском суде хватанул что-то тяжело, но тело не подвело, слава Богу.

– И что даже зуб ни разу не болел?
– Хм… В 2001-м, когда я, опять-таки, находился в этом СИЗО, мне вырвали впервые в жизни зуб, нижний боковой, прямо возле батареи.

– В смысле, возле батареи?!
– Вывели в коридор, пристегнули наручниками к батарее и женщина-стоматолог, которая здесь работала на полставки, выдрала зуб. Помню, она аж рыдала, когда это делала, говорила: «Прости, мальчик, потерпи-потерпи». Тогда не было обезболивающего и прочих положенных для этой манипуляции вещей.

– Когда меня привезли в Черниговское СИЗО, то я, как раз, попал на пересменку, почти ночью и меня обступили люди из двух смен. Свет был выключен и я присел. Они из-за этого жутко обиделись, так как, бить дубиной человека в сидячем положении – неудобно. Сейчас подобная практика избиений присутствует только в Изяславе и Харькове. Люди по этому поводу приезжают и голодают под зонами, в знак протеста.

– На самом деле, в украинских тюрьмах, по большей части, содержаться люди, которые не имеют никакого отношения к криминалу. Кто-то деньгами не поделился, у кого-то бизнес забрали и подвели под статью, чтобы не возмущался. Я знаю мужчину, который сидит на пожизненном, по фамилии Челомбитько, у которого прокурор банально отобрал дом. В корпусе, уже в Городище, у нас было три человека, из 50-ти – без трупов на их счету. Сидели там и трое бывших работников милиции, на одном было 2 убийства, на втором – 4, у третьего – 6, на фоне остальных они выделялись, как количеством убийств, так и тем, что они не были выходцами из криминального мира. Они сидят не в Макошино, лишь потому, что там не предусмотрен максимальный уровень безопасности. Еще двое заключенных были психически не здоровы, да они убили, но должны были быть помещены не в тюрьму, а в соответствующее медицинское заведение.

– Когда, я уже находился в Городище Ровенской области (попал туда с 13 декабря 2004-го), мы при помощи родственников заключенных оборудовали стоматкабинет, закупили инструменты и медпрепараты. Тяжелее всего было достать редуктор к бормашине, которая была старенькая, чешского производства. До этого там просто рвали зубы, при стоматпроблемах, никто никогда ничего не лечил. Чтобы вы понимали, на колонию, где содержится 800 человек, выделяли в год на медицинские потребности 700 гривен.

– А сколько в Городище содержалось пожизненников из общего количества?
– 50. Корпус для них выглядит, как бункер, без окон, которые бы выходили наружу, а дворики расположены – внутри корпуса, крыша – пластиковая, полностью закрыта шифером. Я не видел солнца и неба 11 лет. Прогулочный дворик для 4-х человек – по площади, как половина следственной комнаты, в которой мы сейчас находимся.

– Вы, как и Саша Николаенко, сидели в камере на четверых?
– В корпусе для пожизненников, негласно он назывался «Корпус смерти», – нам так и говорили, что мы сюда умирать приехали, было 3 камеры по 4 человека, 2 камеры по 3 человека и 6 камер по 2 человека, остальные 20 – одиночки. В общей сложности, я провел 4 года и 3 месяца в одиночке. Сейчас одиночки переоборудуют, в дву- и три-местные камеры, после того, как мы добились приезда в колонию Европейской комиссии по правам человека.

– А что в одиночке сидеть хуже, чем с кем-то?
– Когда я писал жалобу в Женеву, то замерял площадь своей «одиночки» – это было помещение 1.70 м. на 2.40 м. Можете себе это представить? В ней – унитаз, умывальник, стол и нара. Это, по сути, – могильная яма. Если человека, взять просто с улицы и поместить в такие условия, спустя довольно короткое время, он получит серьезное психическое расстройство. Если у человека не хватает внутренних сил такое пережить и переломать – то заканчивается все это очень плохо.
– Нас заезжало в эту тюрьму 18 ровесников, когда я уезжал оттуда – из них пятеро осталось, при этом один из них – болен психически, трое – физически, и вот – я.

– А остальные 13 куда делись?!
– Эпидемия туберкулеза, двое умерли от заворота кишок. Потому, что кормили нас по так называемой 4-й норме – это протухшая капуста с водой. В один день, когда всем разрешили отовариться (купить продукты за свои деньги – прим.авт.), а можно было взять 5 пачек сигарет, 150 грамм чая и 2 буханки хлеба – больше ничего, то эти двое купили хлеб. Съели его практически сразу, и получился такой плачевный результат.

– Мне же помогли выжить физические тренировки, которые я мог себе позволить в тех условиях и применение духовных практик, различных течений. Я освоил акупунктуру, биокинетику, лечебные массажи и, таким образом, помогал другим заключенным. Последние лет 8 расписываю лечебно-оздоровительные упражнения, гимнастики, зарядки, для тех людей, у которых проблемы с позвоночником, сердцем, лишним весом и так далее. Никто пока не жаловался.

-Один из охранников, который издевался над заключенными с особым усердием Валентин Воронов, когда я уезжал, еще пошутил, что, если меня выпустят, то мне стоит поступать в медицинский.

– Первые несколько лет нас избивали 2 раза в день. Если заключенный посмел спрашивать о цели побоев – это расценивалось, как провокация, и как следствие – шло наказание. Попытки обжаловать подобные действия, ни к чему не приводили.
– Позже, когда режимные условия были, для таких, как я, несколько ослаблены, один из заключенных, который имел значительную финансовую поддержку родственников, оборудовал в колонии спортзал, с хорошими немецкими тренажерами. Помимо этого, можно было посещать молитвенную комнату и комнату релаксации.

– К сожалению, пришлось, перевестись в Новгород-Северский, я сделал это только ради матери. А последние три года пребывания в Городище запретил ей меня посещать. Мне рассказывали одноклассники и друзья, которые с ней ездили ко мне, что для нее это морально очень тяжело. Она едет туда рыдает, и едет обратно – тоже самое. Ведь, приезжает каждый раз, по сути – к памятнику.

– Как часто могли близкие и друзья посещать вас?
– Раньше это было 1 раз в полгода. Первые 4 года в СИЗО, чаще. Выводили в комнату для свиданий в оранжевой робе и в наручниках.

– В чем принципиальное отличие изоляции обычных заключенных от пожизненников?
– Подобная изоляция, тем и хороша, что жизнь ставит перед тобой такие задачи, когда все внутренние резервы, что имеет человек, действительно, проявляются в таком чистом виде, как они были заложены в нем изначально. Он, или выживает и объединяется, с такими же сильными, как и сам, или превращается в нечто подобное затхлой лужице, чем вызывает сожаление, а затем и призрение. Пожизненное – это не конец жизни, это тоже форма жизни. Если человек был до тюрьмы нормальным, то он, как правило, и в ее стенах себя сохранит.

– Самым страшным для меня было наблюдать за тремя мужчинами из Крыма. Один из них, по материалам следствия убил троих во время пьянки, – защищался от нападавших с поломанными ребрами. Второй, – простой селянин, – огрел соседа лопатой, а на третьем трупа вообще не было, шел, как соучастник. От всего этого прессинга со стороны охраны, побоев, унижений, они просто рыдали от бессилия. Не понимали за что, и почему с ними так обращаются. У всех них уже были семьи, дети, и мне не столько за себя этот страх запомнился, сколько их ситуация.

– А избивали, к примеру, по таким поводам: в камере холодно, отопление не включают, фуфайки не выдают, человек, взял одеяло, набросил на плечи. Его вытащили из камеры и избили. Спрашивается, за что?

– Были какие-то проблемы с отоплением?
– Было такое, что неделю без света сидели, а вода давалась по 10-15 минут, 3-5 раз в день. В бане пускали, специально, либо кипяток, либо ледяную воду, чтобы нельзя было помыться, на всю помывку давали 3-5 минут, за которые, ты, конечно, ничего сделать не успеваешь.

– Какие у вас отношения с вашей младшей сестрой Наталией? 
– Мы общаемся постоянно, она приезжала на свидания ко мне, пока не появились дети. Когда младший племянник подрастет, я думаю, снова сможем видеться. Ей было очень тяжело морально в школе, после произошедшего, учителя к ней некорректно относились. Одного из них тогдашний директор школы Барбаш, чуть не уволил, когда тот стал прямо на уроке вычитывать ее за то, что меня осудили.
– Натуся – молодец, в отличии, от остальных, она много раз видела материалы дела, и понимает, на чем оно основано. Она же создала домашний архив из моих писем отсюда и прочих документов.

– Увидела на вашей страничке в соцсетях, что вы подписаны на группу «Гороскопы для Дев», вы, что верите в гороскопы?
– Я не верю в гороскопы, а отслеживаю определенные процессы. Сами гороскопы – это глобальное состояние. А если почитать Библию, учения Блаватской и Пифагорийцев, где описаны 10 сфер и древо жизни, которое, в свою очередь, разъясняет универсология, то можно, отталкиваясь от знака гороскопа расшифровать человека, его предназначение и жизненный путь.
– Последние 9 лет, я вел группу из 6-ти суицидников (2 – из Ровно, 3 – из Чернигова, 1 – из Киева) – людей, которые пребывают на свободе. Сверяю по ним данные, полученные мною в результате анализа, и продолжаю это делать по сей день.

– Какие религиозные предпочтения были популярны среди заключенных в вашей тюрьме?
– Я сам был крещен по православной традиции в 12 лет и, поэтому, я не имею права принимать какую-либо другую религию. К нам очень часто приходят православные священники, один из них дал мне контакты тех двоих людей из Ровно, что потеряли смысл жизни, и хотели уйти из нее. У меня также сложились замечательные отношения и со священниками католической церкви, один из них – войсковый капеллан. Все эти люди, в том числе пятидесятники, кришнаиты и прочие, звали меня учиться к ним, принять их веру, но я никого из них не выбрал. Продолжаю изучать историю религий и философские учения, чтобы провести единую параллель, которая бы не разъединяла, а сводила все воедино, и не зависела от времени, традиций и социальных проявлений.

Дмитрий Калий – на фото с одним из священников

– При этом, отмечу, что среди заключенных, которые примкнули к той или иной конфессии, идут между собой самые настоящие баталии, где каждый из них старается доказать, что именно выбранный им путь – самый верный. Среди нас четверых сокамерников был один пятидесятник, второй протестант и парень из Ивано-Франковска выбрал греко-католическое направление. За те 6 лет, что мы провели вместе, между нами никогда не было конфликтов на религиозные темы, а вот у других, чуть ли не до драк доходило.

– Я объясняю это тем, что пожизненно заключенные религией замещают реальность. Когда человек находится в подобных условиях и вынужден жить лишь собственными чувствами, это иногда выливается в весьма извращенные формы поведения и общения. И то, что призвано – объединять (религия), в данном случае – лишь еще больше разъединяет. Можно провести параллель с теми же Крестовыми походами, когда во имя Бога проходили самые жестокие войны между людьми.

– Давайте вернемся, в тот вечер 21 ноября, опишите, что вы помните.
– Мы поднялись по дорожке от «Маяка» до пушек, я шел посредине. Возле памятника в виде камня, Васека остановился и посмотрел на меня (Никоаленко говорил, что Малый попытался зацепить его плечом, но так как это заняло буквально секунду, то Калий, идущий сзади мог этого попросту не заметить – прим.авт.), при этом Николаенко был справа, а Денис – слева. Когда мы дошли уже до клумбы, что на выходе с Вала, напротив Аптеки, то все это время нам вслед сыпалась от тех двоих парней нецензурная брань. И слово «трусы» было самим безобидным из всего потока ругательств, озвучить которые мне на суде, не разрешили. Не знаю, как я сдержался, а вот Черкасов – нет.

– Я объясняю агрессивное поведение потерпевших тем, что до этого их задерживали в милиции, об этом позже рассказала мои родным девушка-маркер, которая работала на бильярде в к-ре им. Щорса, и куда мы тоже неоднократно ходили компанией.

– Денис был настолько пьян, как описано в его показаниях, что ничего не помнит, или мог идти и даже реагировать на обидные ругательства посторонних?
– Я бы не сказал, что он был сильно выпивши, никто в тот вечер в стельку не напился (напомним, что на 11 человек на проводах из алкоголя было 3 бутылки водки и 11 бутылок пива. Даже, если все выпили одинаково – это 136 грамм водки и 0.5 л. пива на каждого. Черкасов перед походом на проводы распивал с несколькими людьми 2 бутылки настойки, но она, как правило, слабее по градусам, чем водка – прим.авт).

– Когда Денис к ним подбежал, и началась драка, то он при этом выкрикнул, что у них пистолет. Но, я никакого оружия не заметил, даже, чтобы оно выпало, или еще что-то в этом роде. Выломал палку из лавочки, на бетонном основании. При этом рядом со всем происходящим стояла машина «девятка» с погашенными габаритами, темного, ближе к темно-серому цвета. Я обратил на это внимание, потому, что она стояла именно на аллее из желтой плитки, что запрещено правилами.

– Возле большой клумбы, что напротив «Спартака» стояла зеленая лавочка, на которой сидело несколько человек. Там я встретился с Малым, когда побежал за ним. Он попытался меня ударить, но я увернулся. Потом я его сбил с ног и несколько раз ударил. Вернулся к Черкасову, потому что Малый требовал вернуть очки и увидеть своего приятеля. Очки я в темноте так и не нашел, а Денис сказал, что Васека уже лежит и пошел к Малому. У Васеки было лицо в крови, видно было, что ему плохо, но он точно не был мертвый. Когда мы его несли к Малому, он брыкался и матерился, я даже ему в ухо за это дал.

– Вы оставили потерпевших на Валу в таком состоянии, как на фото, что показывал судьям следователь, и в каком именно месте?
– Мы оставили их на асфальте. А жестоко избивать их, когда недалеко сидели люди, и стояла эта машина, было бы глупо. Фото и видео с места происшествия мне показывали в СИЗО, в одной из следственных комнат. На видеодвойке мне все это демонстрировали, так что я насмотрелся, и еще как!

– Первое, на, что я обратил внимание, это – то, что они были совсем не в том месте, где мы их оставляли. Ну, и их состояние, конечно, тоже – было ужасное на тех фото. Хотя, мы после драки договорились встретиться возле «Золотого ключика», тот же Малый, в отличии, от Васеки, все понял и согласился, не стал пререкаться. Я на следующий день в 6 вечера, ждал под магазином, но не пришли ни те, с кем мы дрались ни Николаенко с Черкасовым. Когда мы с Черкасовым подошли забрать палки к потерпевшим, то в тот раз я Малого уже не ударял, но следователю нужно было, чтобы в моих показаниях появилось описание хотя бы одной раны. И оно по его настоянию появилось.

В приговоре написано, что палки доставали из реки Стрижень, на самом деле, следователи прокуратуры достали первые попавшиеся палки из оврага. Позже на экспертизе, их опишут такие, как имели запах плесени и были окутаны речной тиной…

– После драки мы действительно ходили к колонке и выбросили палки в овраг, возле затоки Стрижня. После этого зашли в«Чайку», где в тот вечер за кассой была Аня, соседка из моего двора. Сам магазин был Валерия Чемерова, как и «Хуторок», и меня в этой семье знали, так как, я неоднократно был на праздновании дней рождений их детей и прочее. На Сережникова мы разошлись в разные стороны – Николаенко ушел к себе, в дом, напротив Спасского собора, а мы пошли с Денисом ночевать ко мне. При этом еще зашли в «Союз», который находился на первом этаже моего дома, за сигаретами. И в этом магазине меня хорошо знали, как управляющий, так и продавцы. В магазин я заходил один. Дома пояснил отцу, что Денис переночует у нас.

– Понимаете, какая еще штука… Когда, начинаешь вспоминать как, куда и сколько раз бил, посчитать, в принципе, – невозможно. Понять, как ты бил – тоже. Но если сравнить наши действия и то, что показывали на фото, и то, что говорила вам сторона потерпевших в интервью, то с уверенностью, могу сказать, что цели кого-то убить у нас не было, главная цель была – их обездвижить.

– Я не исключаю, что, возможно, от наших действий настала их смерть. Даже если учесть то, что после нас там был кто-то еще, то Малый и Васека были ослаблены дракой с нами, а значит, не смогли бы дать отпор. Тут, как ни крути, – наша вина, однозначно, есть в том, что мы вообще ввязались в эту драку. Я об этом жалею, мне просто надо было идти домой. Но, вот, убил ли я? Сам, до сих пор, не могу найти ответа на этот вопрос… Я задавался им много раз, на протяжении всего времени, что пребывал тюрьме. Говорил на эту тему со священниками, но священник не принял от меня грех в убийстве.

– Я до сих пор утверждаю, что я там был и, да, дрался, но убивать… Ради чего, для чего, и почему? По этой причине, опять же, я начал изучать психиатрию, психологию, даже парапсихологию. Помимо этого я долго изучал физиологию и анатомию, в том числе, чтобы понять, какое давление при ударе выдерживают кости черепа, чтобы получились те раны, что на фото трупов, и чем их можно нанести. Я размотал себя полностью от дня рождения и до настоящего момента. При этом анализируя себя, я не понимаю, ДЛЯ ЧЕГО мне нужно было бы убивать человека?

– Когда вы узнали, что потерпевшие мертвы?
– После двух первых допросов, перед следственным экспериментом. После этого играли в свою игру адвокаты и прокуроры, чтобы мы бы ни сказали, это уже не имело никакого значения. Мне об этом сказал Саповский, мы сидели друг напротив друга за столом, он мне еще разрешил закурить, и когда я начал осознавать то, что он только что сообщил, он принялся меня успокаивать и выдернул из этого состояния.

– Когда спустились уже в фойе, на Шевченко, 13 – я увидел там мать, которая пришла за одеждой. Она спросила: «В чем дело?», и я пояснил, что накануне была драка, и только что узнал, что те 2 парня мертвы. Помимо моей матери там было 2 группы родителей – одна тех парней, что были в «Маяке», вторая – тех школьников, что выпивали в ту ночь на самом Валу.

– Что насчет вашей семьи?
– Мама, как вы уже знаете от нее самой, работала в «Полесье», но на то время, когда я был подростком, уже начался процесс его перехода в частные руки. Отец после увольнения из армии основал фирму «Водолей», которая занимался производством, начиная от шариковых ручек, посуды и даже брали заказы на оснащение по химзащите. Первые свои деньги я заработал именно у отца на работе, – за сбор одной коробки ручек, купил на них блок жвачек «Turbo».

– Чей вы были больше сын папин или мамин?
– Сложно сказать. Отец меня очень любил, помню, даже показывал свои детские фото, где – я копия – он. Его доконала история, которая произошла со мной. С матерью, при этом, делился в большей степени проблемами личной жизни, а с отцом, мы обсуждали вопросы аналитического плана, разбирали какие-то ситуации, просчеты реализовывали.

– Моя бабушка Калий Александра Паладьевна (в девичестве Головина) была ведущим математиком города, а дед соавтором разработки параметров реактивного крыла, и все те самолеты, которые на данный момент задействованы в отечественной авиации, разработаны, в том числе, по его чертежам. Вторая бабушка, по матери была библиотекарем. То есть, вы можете представить, в какой среде и условиях я воспитывался. И когда я попал в тюрьму, то для меня это был полный крах и позор. Даже не столько давила перспектива пожизненного заключения, а было тотальное разочарование в том, что данная ситуация перечеркнула все то, чем я жил, во что верил, и на каких примерах воспитывался.

– Помните суд?
– Да, при наполняемости зала в 450 человек, люди стояли даже в проходах. Львиная доля присутствующих пришла в нашу поддержку. Самое обидное было то, что я просил не наказывать, хотя бы, Николаенко, та как, повторюсь, что он вообще был не при чем.

– Еще помню, что оператор «Сивер-Центра» хотел взять у нас интервью, но мы отказались, так как, понимали, что за сюжет выйдет на этом канале. Моя сестра позже рассказывала, что когда она и другие люди из группы нашей поддержки заходили после суда в кафе «555», в перерыве судебных заседаний, то услышала разговор между этим оператором и барменшей. Барменша была его сестрой. При этом, когда он делился впечатлениями от ведения процесса, то больше всего его возмущал тот факт, что в клетке мы с Николаенко находились в такой одежде, которую он не мог себе позволить.

– А с Николаенко вы за все то время, что находились в тюрьме, общались?
– До 2012 года, когда стали разрешать хоть какую-то связь по тому же телефону, – это было невозможно. В 2014-м году началась война и та колония, где находился Саша, – была под обстрелами. Но я ему в то время передал через знакомых, что ничего не забыл и как боролся, так и буду продолжать бороться, чтобы, хотя бы он вышел на свободу. Я тяну эту лямку, фактически, один 17 лет. Но, пожизненники, – это, как проказа. Никто и ничего не хочет слушать и вникать. С тех пор, как посадили, людей по такому сроку в 2000-х, количество подобных приговоров, практически, не растет.

– Мало того, что сами судьи и прокуроры не разбираются в законах и новых нормах КПК, так еще и, пересмотр приговора к пожизненному, грозит серьезными разбирательствами тем, кто его выносил и вел следствие по делу.

– Закон, вроде бы, и на нашей стороне, но сделать мы ничего не можем, и это глобальная проблема. И я рад, что мы хоть, таким образом, при помощи вашего сайта, привлекли внимание к этому вопросу, ведь, он назрел давно. Люди сидят по 20 лет, в некоторых случаях без трупов и доказательств по делу, и дела их не пересматривают принципиально.

– Только когда попадаешь в систему, начинаешь понимать масштабы и весь ужас ситуации. Например, когда у нас в Городище 8 человек лежали под капельницами из-за туберкулеза, то приехал киевский генерал и отрапортовал, что в колонии туберкулеза нет, а когда заключенные вскрываются (режут себе вены – прим.авт.), то в отчетах о причине смерти пишут, что-то вроде «не поделили между собой яблоко». И ты ничего не можешь сделать – потому, что на тебе клеймо маньяка и нелюдя, а те, кто стоят на страже общества, люди в погонах – к ним претензий быть не может априори.

– Есть такое выражение одного из немецких идеологов времен Рейха: «Если хотите узнать, как живет страна – зайдите в тюрьму». Все те недочеты, с которыми люди сталкиваются на свободе: ямы на дорогах, прогнившие трубы, удорожание или перебои с энергоносителями – все это в тюрьме отзеркалено в десятки раз ярче. Если, к примеру, в камере сделан евроремонт, то на деле там установлена бракованная сантехника, которая, в лучшем случае, проживет месяц. Что будет дальше – никого не интересует, главное картинка – для сдачи отчета.

– К теме финансирования тюрем, хотел бы подвести один из комментариев на вашем сайте, что, мол, на наши же налоги заключенные еще и содержаться. Хочу пояснить для этого человека, что своим выживанием в условиях тюрьмы, мы обязаны своим родственниками и друзьям. Им, и только им. Никому другому. Деньги налогоплательщиков идут к людям в высокие кабинеты, то есть на их безбедное существование. Даже то, что приходило в нашу тюрьму в Городище, как гуманитарная помощь, продавалось, а не отдавалось бесплатно, руководством колонии заключенным.

– По нынешним ценам собрать одну посылку стоит около 5000 гривен, а каждой матери, если сын сидит, не в родном регионе, хочется еще и приехать лично, чтобы накормить домашней едой, так как, в посылке допускаются лишь продукты в магазинной упаковке. То есть, прибавьте к этому еще и транспортные расходы…

– А еще, согласно договоренностей между Европой и Украиной, датированных 2002-м годом, от которых мы получили лишь оранжевые робы, деньги на реформирование пенитенциарной службы, условий заключенных, в том числе и пожизненно заключенных были выделены до 2017-го года. Сейчас Европа спрашивает о результатах и требует отчеты куда и на что потрачены эти средства. И те, кто эти деньги брал и использовал не по назначению, теперь, начинают шевелиться, но как-то слабо.

– А вы имели право работать в условиях тюрьмы, если бы вам предложили?
– Я и работал. Поклейщиком подарочных пакетов в 1-м цеху. Сборка 1500-2000 пакетов в месяц стоила 3.20-3.80 грн. Как раз хватало на один телефонный звонок домой, в 2011-м году.

– Как на вашей колонии отразились события с Майданом и АТО?
– К нам в 2014-м обращались волонтеры от благотворительного фонда «Роевид», чтобы кто имеет возможность из заключенных – передали что-то на передовую. Нас 4 человека-пожизненников, собрали, что у кого есть и отдали им. Я свои любимые конфеты с «плюсиком» – 3 кг. (ментоловые с эвкалиптом), носки, кружки, валенки свои отдал. Общий вес передачи составил 230 кг. и наши фамилии даже оглашали на Майданах Ровно и Луцка, и приводили в пример остальным. Девушка-председатель этого фонда, после этого вернулась в тюрьму передать нам памятные наклейки за то, что мы помогли с вещами и продуктами АТОшникам. Ее, сперва, не пустили, но она нанесла повторный визит с прокурором по надзору, открыли камеры и она лично в руки нам их передала.

Примечание автора: данный факт передачи продуктов и вещей от пожизненников для воинов АТО нам подтвердили, как в фонде “Роевид”, так и в самой колонии Городища.

– Чем вы имели право еще заниматься в тюрьме?
– Можно было ходить в спортзал, но кого туда пускали, зависело от категории, психологической характеристики, самого человека и мнения администрации о нем. В начале ноября 2015 года я прошел такую комиссию. У нас было два гражданских психолога, с которыми мы отлично общались, и даже вместе разработали программу релаксации для заключенных. Они же познакомили меня с такой наукой, как соционика. Сама трансляция программы проходит путем оборудования радиорубки, через которую идут провода по камерам заключенных. В определенное время включаются розетки, идет звук и изображение, через видеоплееры. Для музыкального сопровождения мы выбрали музыку Вивальди и других композиторов. После этого люди, буквально в течение недели, стали передвигаться по своим камерам и выходить на прогулку, хотя до этого пребывали в апатичном и меланхоличном состоянии.

– Правда, сам прогулочный дворик представляет из себя помещение, между первым и вторым этажами. Низ из арматуры, в виде клетки, а верх – пластиковая крыша. То есть, ты в клетке, как птица, между этажами ходишь, окон нет, внизу видно камеры. И, понятно, что, заключенные не хотят выходить, какой в этом смысл?

– А была возможность изменить ситуацию с этими двориками и сделать так, чтобы можно было выходить на улицу?
– Еще в 2008-м году один из заключенных, у которого была возможность завезти стройматериалы, предлагал дирекции тюрьмы сделать за свой счет дворики, которые бы выходили на улицу. К зданию тюрьмы прилегала большая пустующая территория, где можно было бы построить без проблем не менее 5-ти просторных двориков. Администрация на это не захотела пойти, это же надо было бы напрягаться, выводить заключенных на время работ и так далее.

– Когда моя мама предлагала завезти старенькие списанные компьютеры модели «Корвет», то ответ был следующий: «Заключенным нельзя, а нам парочку в кабинет – можете поставить». 

– Незадолго до своей смерти в 2005-м, отец приехал с передачей ко мне в колонию. Тогда существовало ограничение на вес – 30 кг. В посылке были, в том числе, и средства гигиены: мыло, туалетная бумага, салфетки, зубная паста. Я пошел к начальству попросить, вычесть из общего веса эти вещи, ведь, нам по Закону они положены к выдаче бесплатно от государства, а в реальности ими обеспечивают, исключительно родственники. После того, как меня за эту просьбу избили, и я докатился до камеры, я понял, что не так уж мне и нужны эти мыло со стиральным порошком…

– Любыми путями не давали заниматься самообразованием и даже получать таковое заочно. Предлагали получать юридическую и экономическую специальность через вуз, связанный с администрацией тюрьмы, но цена 5000 грн. за семестр, была неподъемной для многих заключенных. Или, если, к примеру, вам родные захотят дать на диске курс иностранного языка – это запрещено, но если вы подпишитесь на обучение в школе «ЕШКО» – за 3 тысячи гривен – это всегда, – пожалуйста.

– Тоже самое, с бумажной литературой, администрация колонии была очень недовольна наличием у меня книг по психологии, анатомии, точным наукам и прочее. Запрещено делать конспекты, таблицы. Цветные карандаши – под запретом. Даже в нардах, которые были популярной игрой у заключенных – запрещены были фишки красного цвета. Только белые и черные. Все вокруг, согласно пожеланий администрации, должно было быть черно-белым, серым, безликим. Это вписывалось в рамки пенитенциарной системы: уничтожить личность, как таковую, чтобы ею легко было управлять. Даже фотографии родных забирали. Если у вас был альбом с семейными фото, то только надзиратели решали – какие в нем быть должны, какие нет.

– С подпиской на прессу доходило до смешного. Я по привычке выписывал «Московский комсомолец в Украине», помимо этого «Юридический вестник» и «Вестник Европейского суда по правам человека». Я был единственный, кто это выписывал в зоне, и моя пресса попадала вначале к начальнику спецчасти, и лишь через неделю – ко мне.

– У меня был случай, когда я требовал вызвать адвоката, чтобы ознакомиться со своим делом, а мне просто бросили в лицо мое заявление. Хотя существовал приказ, еще за подписью Лития, который, наверно, уже не работает в пенитенциарной службе, что заключенные имеют право ознакамливаться с материалами своего дела.

– Задача системы проста: максимально не дать возможность бороться по делу в правовой плоскости. Даже если взять, мое обращение в Женеву, когда в ответ мне пришел пакет документов, то мне отдали лишь 1 из 5-ти. Ответом мне необходимо было отправить пакет документов из 700 страниц, которые включали все жалобы и обращения за последнее время. Администрация не дала возможность сделать копии, и я успел переписать все 700 страниц от руки.

– И, все-таки, когда впервые вы ознакомились со своим делом в полном объеме?
– В 2016-м году. Сейчас адвокат это может сделать, тогда – нет. Году в 2008-м приезжал адвокат, пообщаться с начальством колонии на тему передачи документов Женеву и нарушений, но руководителя «срочно» вызвали в управление на целых 2 дня.

– Вы когда-либо задумывались о том, почему именно с вами это произошло?
– Системе все равно кого. Я понятия не имею, – почему. Говорят, максимально возможный позор, – это эквивалент максимальной славы. Возможно, сама жизнь, таким образом, пожелала расставить цепь событий. Мы шли тогда по непонятным для всех принципам 90-х – и вот, такой результат… У меня всегда так было по жизни, что был на виду, и в данном случае произошла ситуация в диаметрально противоположной плоскости – на виду, только с жирным знаком минус.

– На что вы сейчас надеетесь?
– Я десятки раз умирал, и ни на что не надеюсь. Продолжаю всем этим заниматься по принципу «Потому что».

– А надежда, это самая жестокая вещь, в нашем случае, – закуривает Дмитрий Калий.

– Если попал сюда, первое правило, это: не привязываться к вещам, во-вторых стараться постоянно ощущать разум, иначе… Не, дай Бог, зацепиться чувствами за веру, надежду или за любовь, это сразу – конец.

– Что насчет вашей нынешней девушки (о ней речь пойдет ниже – прим.авт.), которая приходила на суд, и которой вы посвящаете стихи и общаетесь с ней. Вы же тоже, получается, привязываетесь к ней, то есть противоречите только что сказанному вами…
– Это плохо, и это пытаешься объяснить людям, которые думают, что действительно помогают тебе, проявляя чувства, но они в это не хотят верить. На самом деле, – это самое тяжелое. Потому, что забыть этот вкус пирога – невозможно, а в этих условиях, осознавать, что за пределами камеры ничего не существует, это тоже очень тяжело. В первую, очередь данная ситуация тяжела – для родителей. То есть, ты, – одним только своим существованием причиняешь им боль. И это самое ужасное – осознание того, что ты – причина их боли. Страшнее этого нет ничего.

– Вы не планировали расписаться с вашей девушкой, чтобы получить право на длительные свидания?
– Я так не могу. Влачить существование жены заключенного для женщины, – не то будущее, которые бы я ей желал. В Городище у нас расписалось 4 человека, они мои сверстники. В комнате, где мы сейчас находимся с вами, 1.5 месяца назад была роспись 38-летнего парня-пожизненника из Чернигова с девушкой из нашего города.

– Если предположить, что, может, не сейчас, то со временем, вы бы вышли на свободу, что бы вы там делали?

– Во-первых, надо дожить до этого времени, а это – очень нелегко. Если брать условия Европы, где пожизненно заключенный может иметь гораздо больший уровень социализации, начиная от еженедельных встреч с родственниками и быть задействованным в работе, не считая нормальных условий существования, а также после 12 лет тюрьмы требовать пересмотра своего срока, то в Украине… В Украине, созданные в системе условия для пожизненников – это одна сплошная пытка.

– Что касается лично меня, то я не заглядывал так далеко. Проснулся утром – и хорошо. Где-то что-то для себя сделал, другому человеку помог – уже день прошел не зря. В последнее время, за этими судами, к сожалению, не остается время на книги, в голове из-за этого бардак. Те же жалобы, ходатайства отнимают время. Если прикладывать какой-то документ, то его вкладываешь не просто так, а его надо прочесть, переосмыслить, изучить к нему комментарии, законные положения, в том числе и Европейского суда, понять, что это все значит и как это можно применить к своему делу, взять выдержку, скомпоновать это все с существующим законодательством Украины. Бывает и ночами не спишь, если ограничен во времени. К тому же, законодательство постоянно меняется.

– Если бы вам в обмен на свободу предложили отнять у вас руку или ногу, вы бы согласились?
– Нет, конечно. Кому бы я был таким нужен, даже и в условиях свободы?

– А почку больному ребенку отдали бы?
– Вполне возможно. В 2000-х к нам в тюрьму приходили волонтеры, с просьбой пожертвовать на детсады масло и сахар, которые положены пожизненно заключенным и мы им это отдали, причем, все, как один.

– Я обратила внимание на то, что в пункте передач при СИЗО, родственники заключенных приносят базовые, по сути, продукты, которые подразумевают под собой, что их надо приготовить. Вы готовите себе еду в камерах?
– К примеру, я с утра успел приготовить гороховый суп с мясом. Это делается при помощи кипятильника. Разрешены в СИЗО и чайники, но в них еду не приготовишь. В Городище не запрещали держать в камере микроволновку. Чтобы кипятильник не вышел из строя, при соприкосновении с продуктами, с него снимается заводская упаковка, спираль при этом запаивается обычным полиэтиленом, из тех же «файликов». Полученное на выходе устройство, абсолютно герметично и называется «водолаз». Таким образом, можно готовить весьма обширный список блюд. В СИЗО нас тоже кормят, но есть это – нежелательно.

– Но все равно, здесь условия отличаются в лучшую сторону от тюрем. Могу сказать, что молодой прокурор по надзору, который сюда регулярно приходит – очень требовательный и его уважает администрация. Он постоянно держит на контроле температурный режим и состояние камер.

– Три года я вел войну с администрацией колонии в Городище по поводу того, чтобы заключенным выдали на руки официально утвержденный список продуктов и меню, которые нам положены. Обращался к процессуальному прокурору, в суды и т.д. – но тщетно.

– Ваша мама упоминала о некой «красной полосе» в вашем личном деле по Городищу. Интернет выдает – что это склонность к побегу, правда, согласно, правил тюрем РФ.
– В моем случае, таким образом, обозначили склонность к суициду. Еще в начале отбывания наказания надзиратели в отместку за то, что я занимался спортом обшмонали всю мою одиночную камеру, вплоть до того, что разорвали фотографии родных и сорвали веревочки на форточке, что я потом ее не мог закрыть. После этого, я собрал в 2 сумки, все из камеры, что мне передавали родные, выставил на продол (коридор – прим.авт.), и сказал – забирайте! Ведь какой смысл во всех этих вещах, если ими не дают пользоваться и минимально облагородить камеру? После этого они долго думали и решили провести мне психиатрическую экспертизу, но в ходе нее не смогли привязать мне хоть какое-то психическое расстройство. И тогда было решено поставить в дело «полосу суицидника». Это делается для подстраховки. Ее сняли через полгода контроля.

– А мысли о самоубийстве вас посещали?
– Желания и мысли, в минуты отчаяния приходят самые разные. Но, конкретно в том случае, это никак не было связано с намерением уйти из жизни. Те, кто хочет себе что-то сделать, как правило, не говорят об этом и не демонстрируют подобные помыслы. Бывало, что после ужина слышим, что в коридоре шум и беготня, это значит, что в соседней камере кто-то повесился, или перерезал себе горло куском облицовочной плитки.

– Сколько людей пошли на самоубийство в вашем корпусе за все время, что вы там находились?
Я лично знал – троих, с которыми сидел. Происходит это следующим образом. Человек, сперва, начинает жаловаться на плохое самочувствие, не выходить на прогулки, погружаться в себя и просит администрацию перевести его в одиночку. Там, на протяжении 9 месяцев он незаметно сходит с ума. И в конечном итоге, ему уже достаточно малейшего повода, для совершения того, о чем вы спросили. К примеру, не вывели на телефонные переговоры, да, что угодно.

Стихи Дмитрия Калия, которые он прекратил писать в 2012-м году

– Тяжело сидеть долгие годы в одной небольшой комнате, с еще несколькими людьми? Ведь, по сути, нет никакого личного пространства…
– Это зависит от человека. Существуют два вида равновесия – душевное и внутреннее. В момент, когда ты понимаешь, что в данном ареале существования необходимо жить общиной, то, либо люди приходят к общему знаменателю и живут единым разумом, своего рода, аналогом семьи, либо появляются распри. Распри никому не нужны, так как, хватает неприятностей со стороны администрации. Еще очень важно, чтобы был кто-то один, кто будет создавать «погоду» в коллективе, где-то пошутить или что-то чувственное сказать, это все оттенки и нюансы, которые надо уметь учитывать. Вообще, это довольна обширная тема для исследований. Одна из гражданских психологов, что работала с заключенными нашего корпуса, приступила к написанию диссертации «Жизнь людей в закрытом пространстве».

– Что, как, вы думаете, в первую очередь, облегчило бы существование заключенных пожизненно?
– Человеческое общение с обычными людьми. И чем оно проще – тем лучше. Помню, к одному моему знакомому регулярно приезжали верующие, и я напросился пообщаться с ними в молитвенную комнату. Эти люди привезли с собой гитару. Я взял в руки инструмент, впервые, за 15 лет и не мог от нее оторваться, пальцы ничего не забыли. Гости были просто поражены тем эффектом, который на меня произвела эта гитара. Они даже сфотографировали меня с ней и выслали впоследствии это фото.

Здесь поясним для наших читателей, что в подростковом возрасте (с 1996-го года) Дмитрий Калий играл на ритм-гитаре в группе «Серьга», вместе с Александром Чемеровым.

– Также было бы хорошо, если бы в реальности работали и были созданы психологические и социальные службы, которые бы на определенном моменте, на переломе, подхватывали человека, который попал в тюрьму, и помогали бы ему вливаться в социум. Поверьте, эти бывшие заключенные могли бы стать неоценимыми кадрами для общества, для тех же волонтерских и миссионерских организаций. Во-первых, такие люди, пройдя спартанские условия выживания, внутри системы, на выходе имеют обостренное чувство справедливости, их в гораздо меньшей степени интересуют материальные ценности. Во-вторых, они в большей степени, по сравнению с другими, не познавшими тюрьму, способны сочувствовать и сострадать.

– Как вы отмечаете свой день рождения?
– В сентябре 2016-го года это было здесь, в СИЗО, в камере №63. Сделал себе торт из вафельных коржей и сгущенки. Это, конечно, не сравнится с маминым «Наполеоном», но мне нравится сам процесс приготовления блюд. Выводят позвонить к родственникам.

– К наступлению моего 35-летия вышло, что половину своей жизни я провел в тюрьме. При этом в этих стенах, не имеет никакого значения дата, – 25 тебе, 35 или 45, – пока не наступило завтра. И, да, я понимаю, какое время упущено и что я мог сделать за это время. Время – это самый ценный ресурс, которым располагает человек, как бы я распорядился им на свободе, я не знаю, могло бы быть все, что угодно.

– У вас есть на теле татуировки?
– Принципиально, нет. Изначально татуировки называли скрижалями, и люди, которые их носили, отвечали за каждый штрих такого рисунка на теле. Это было аналогом визитной карточки. В наше время, в ту же тюрьму попадают такие «пятнистые», а спроси его, что это значит, он, вряд ли, ответит внятно. У администрации тюрем есть специальные каталоги с изображением тату и их значений.

– А вы разбираетесь в этих значениях?
– Если брать мою статью, то я имею право носить тату «Кобра в стойке», если учитывать то, что я никогда не шел на компромиссы с администрацией и всегда боролся за свои права и других заключенных, то мог бы набить «Тигриный оскал». Но, мне это – неинтересно.

– Получается, что вашу жизнь, как будто прервали, что вы при этом чувствуете, опишите это состояние.
– Постоянно чувствую себя, как будто, в подвешенном состоянии, словно оторвался от земли, а вернуться на нее назад – не могу и не чувствую под собой ног. Чтобы справится с этим, осознать и понять – у меня ушли годы. Это очень тяжело. У примерно 40% заключенных так и не выходит это чувство преодолеть. Очень много раз я думал о том, что и я не смогу. В 2005-м, сразу после Нового года, меня сильно избили охранники тюрьмы, и больше суток мне было настолько плохо, что в голову закралась отчаянная мысль все закончить – здесь и сейчас. Спасли только фотографии родственников и друзей.

Стихи Дмитрия Калия, посвященные тюремным порядкам

– В интернете пишут, что тюрьма в Городище – считается самой, что ни наесть плохой для пожизненников, так ли это?
– До 2010-го года так и было. Но со сменой руководства и кое-каких льгот, что мы добились, все изменилось в гораздо лучшую сторону. Это и наличие того же спортзала, разрешение держать в камере комнатные цветы. Цветам, пожалуй, я радовался чуть ли не больше всего…

– Я ставил горшок с обычным вьюнком на стол и часами сидел и смотрел на него. И мне в это время не нужен был уже ни телевизор, ни чье-либо общение. Я помню, как разворачивался каждый листочек на этом цветке. Надо долгое время прожить в подвале, чтобы понять меня.

– Также появилась возможность держать животных. Сперва, это был кот Григорий – один на весь корпус. Так, во время завтрака, когда открывается кормушка (еду заключенным пожизненно подают в камеры через специальное окошко в двери – прим.авт.), он забирался в камеры, его там угощали и баловали все. Сейчас можно заводить кота, хоть в каждой камере. Но, поймите, чтобы завести животное, это реально в условиях камеры, хотя бы на 4 человека. Животному необходимо нормальное питание, а финансы и продуктовое обеспечение пожизненников, оставляют желать лучшего. Самим людям также проще выживать, когда их несколько и можно сброситься продуктами и прочими ресурсами.

– Политикой интересуетесь?
– Знаете, я был очень удивлен, что после Майдана у нас стал Президентом – Порошенко, – человек, который стоял у истоков создания СДПУ(о) Медведчука. Тоже самое, с Ющенко – самый главный аферист страны, который кинул 250 тысяч вкладчиков банка «Украина», и его люди выбрали. Как такое может быть? У меня в голове не укладывается.

– Часто приходят к вам правозащитники, поинтересоваться вашим положением дел?
– Регулярно. Раз в квартал посещает прокурор по надзору. Но, это напоминает, медкомиссию для безногого инвалида, когда он вынужден доказывать врачам, что нога не выросла, чтобы и дальше получать пенсию. Да, система перестала быть полностью герметична, теперь к заключенным пускают верующих, психологов и так далее, но это пока слабые изменения в лучшую сторону.

– Вы достаточно социализированы? Ваши родственники, друзья, общаются с вами, не опасаются вашего выхода на свободу?
– С этим вообще нет никаких проблем, у нас достаточно большая семья, включая двоюродных братьев-сестер и теток с дядями. Друзья, тоже, когда навещают, говорят: «Как будто вчера с тобой расстались, только это «вчера» как-то затянулось»…

– Какую оценку вы можете дать моральному здоровью современного общества?
– Вообще, 90% населения абсолютно наплевать на все, а 10% – просто скучно. И есть лишь малая доля 1% тех, кто чем-то интересуется и пытается вникать в окружающие процессы.
– Даже, если проанализировать те комментарии, которые были под первыми двумя материалами о нашей истории на сайте. Люди, в моем понимании, берут на себя некую ответственность, высказывая свое мнение, пусть и в Интернете. Высказываясь в сети, они также пытаются доносить свое мнение и до остальных, при этом, большая часть из них кричит: «В кипяток, всех расстрелять!», мол, такие приговоры – были бы уроком, для тех девочек, что подрались (речь идет о так называемой девичей банде, видео с драками которой в начале апреля этого года облетело всю Украину – прим.авт.). И эти люди, бездумно требуя крови, хотят правового государства для себя… Где в этом логика?
– Когда смотрю телевизор, различные ток-шоу, передачи, да, те же музыкальные телеканалы, наблюдаю за теми медиаперсонами, с которых подрастающее поколение должно брать пример… И, понимаю, что мы – обречены. Во времена моей юности, еще существовали какие-то семейные ценности, сейчас, этого просто нет. Отношения между современными мужчиной и женщиной строятся на тривиальном экономическом расчете. Это, как раз, тот самый принцип, по которому 4 пожизненника вместе в камере пытаются выжить. Вот, так удобно, и все.

Читайте также:

Жорстоке побиття групою підлітків двох дівчат. Одні б’ють – інші свистять та знімають відео

-Как вы считаете, то наказание, что вы уже понесли за свои действия, оно достаточно для искупления вашей вины?
– Я бы даже сказал, что это – перебор. То, что прошли мы, как заключенные с началом формирование института пожизненного заключения, – это не пожелаешь даже самому злому врагу. Мы были, как пионеры, первопроходцы, на которых система отрабатывала данный вид наказания. К нам относились не как к людям, а как к кускам мяса, нас было проще списать, чем матрас. Считаю, что если говорить о каком-то долге перед обществом, то мы его выполнили, тем, что наработали эту систему и уже есть, от чего отталкиваться, для ее реформирования, изменений и исправлений.

– Оттого, что в тюрьмы закрывают ежегодно столько людей – убийств и преступлений меньше не стало. А, так называемые, показательные суды и казни – не имеют эффекта, это было доказано еще в 17-м веке испанцами.

– Такая мера наказания, как пожизненное заключение имеет право на существование?
– Возможно, в нормальных условиях и в нормальных странах, с перспективой исправления заключенного и возможностью выйти на свободу, если это будет оправдано его поведением и положительными изменениями в личности.

– Вам есть, что добавить по окончанию нашей беседы?
– Меня мать учила всегда: самое страшное, – это пережить своих детей. И, вот, что я могу сказать матери, которая утратила своего ребенка? – Хотелось бы попросить прощения у родителей тех парней. Так как, в любом случае, на нас тоже лежит вина, за ту драку, из-за которой, когда к ним мог подойти кто-то еще – они были настолько ослаблены, что не могли дать отпор. За те конверты, которые им приходят с повестками на нынешние судебные заседания, спустя столько лет. Чтобы я не говорил сейчас, это не будет иметь значения. За такое нельзя просить прощения у матерей, у Бога, может быть, но… Их, конечно, жаль, во всех отношениях. Да, и парней жаль – Николаенко, Черкасова, свою мать. Я ее стараюсь вообще не допускать до судов и читать те статьи, что были опубликованы.

– Еще хочу сказать, что по закону воздаяния, у нас впервые за столько лет появилась возможность высказаться. Нам ее не дали тогда, но она пришла, спустя годы, и мы при этом выжили. Значит, успели. В какой-то степени, мы дадим увидеть и понять обществу – лик этой системы. Ведь, многие люди, которые находятся за решеткой, такой возможности не имеют, и в глазах окружающих – они навечно остаются маньяками и убийцами.

Красавица и «Чудовище»

Предоставляем вниманию наших читателей позицию молодой женщины, жительницы Чернигова, которая отважилась на общение с пожизненно заключенным Дмитрием Калием. 33-летняя Карина (имя изменено – прим.авт.) младше Димы на 2 года, училась с ним в параллельной группе, по окончанию вуза. Одно время работала в правоохранительных органах, ее родители работают в этой сфере до сих пор. Она – одна дочь в семье, была замужем, ныне разведена, детей нет. После нескольких лет работы в органах Карина перешла работать в один из ломбардов Чернигова, где каждый день ей приходится сталкиваться с человеческими драмами и историями, достойными написания отдельной статьи. Ведь, люди в такие заведения приходят далеко не от хорошей жизни…

– Как наслушаешься этих рассказов, так и самой тошно, под вечер становится. Домой приходишь с квадратной головой, – начинает беседу Карина.

– До сих пор помню бабулю, которая в носовом платке принесла свои золотые коронки. Внук-наркоман ее поколачивает, выносит из дому, все, что можно продать и так жаль становится эту женщину. Она жизнь прожила, и под конец ее, нет, чтобы уйти на покой, вынуждена переживать подобное…

– Я иногда людям в резкой форме запрещаю говорить, если вижу, что человек, помимо решения своих финансовых вопросов пришел к нам, еще и за тем, чтобы выговорится, – делится спецификой своей работы Карина.

Карина стройная, привлекательная девушка с большими серыми глазами, когда без макияжа, выглядит немного младше своих лет. При всем при этом, она искренне переживает за заключенного и делает все, что в ее силах, чтобы помочь ему в решение бытовых вопросов и документооборота. Также она является важным объектом социализации для Дмитрия, ведь ничто, так не лечит душу человека, оказавшегося в подобной ситуации, как женское внимание, сочувствие и любовь.

– Как вы начали общаться с Димой?
– Сперва, через сестру Наталию и мать, передавала приветы, еще, когда его родные общались через бумажные письма, 1 – раз в полгода. Спустя годы, в мае 2016-го, когда он приехал в Черниговское СИЗО, по пересмотру этого дела, и не только пересмотру, у нас завязалось более тесное общение.

– В смысле, не только? Есть еще какие-то суды, о которых мы не знаем?
– Дима судится постоянно! Это беспрерывный поток писем во все возможные инстанции, где он отстаивает, как свои права, так и других заключенных, иногда я даже теряюсь в том, когда и какой суд назначен у него. Он так стремится добиться, хоть какой-то истины и справедливости, вы даже не представляете!, – восклицает Карина.

– Он составляет все эти письма сам, или ему кто-то помогает?
– Сам, конечно.

– А бумага и компьютер доступны в тюрьме, для подобных жалоб?
– Заключенными, все подобные прошения подаются, исключительно, от руки, но можно попросить родственников сделать распечатку.

– Когда вы увидели его вживую?
– В СИЗО можно приходить на краткосрочное свидание – 1 раз в месяц. Одновременно возможно посещение 3 взрослых человек. Все свидания, если не ошибаюсь, проходили с 14.00 до 15.00.

– За этот год сколько раз вы его посетили?
– Почти каждый месяц, раз 8, ходила вместе с родственниками.

– Что вам больше всего запомнилось из этих посещений, кто-то плакал или что-то в этом роде?
– Нет, все стараются держать себя в руках, так как подобные свидания, больше боли причиняют, скорее ему. Нам то, что, – мы пришли и ушли на свободу, а ему после этой комнаты свиданий, где, буквально, на дин час, создается некий условный мирок, практически иллюзия свободного общения, приходится возвращаться в камеру.

– А где и каким образом проходят свидания с родственникам?
– На первом этаже здания СИЗО, сразу после проходной, направо, расположены эти комнаты. Заключенный при этом сидит за стеклом, а общение идет через телефонную трубку.

– А эти комнаты, как они выглядят, без ремонта и все такие ужасные и пошарпанные, как на втором этаже?
– Если честно, когда ты идешь к человеку, на подобную встречу, то не замечаешь ничего вокруг – видишь только его. Не могу сказать, что там и как, в деталях. Вроде бы, стены обшиты гипсокартоном, точно не скажу. Когда мы приходим, он уже находится за стеклом, в клетке, без наручников. Одет в свою одежду, не в робу.

– Общаетесь по очереди, как ведет себя заключенный, во время общения?
– Он всегда рад всех видеть. Может, внутри, ему очень больно, но виду не подает. Даже пытается шутить, и мы – в ответ. Какие-то житейские вопросы обсуждаем. То есть это обычная беседа, как в реальной жизни, на свободе. Делимся новостями о том, что происходит в городе, что у кого в семьях и так далее.

– Помните впечатление от первого свидания?
– Первое, что бросилось в глаза – это то, что он очень худой. Это связано с тем, что при переводе из одного региона в другой, заключенный проходит этапирование, и далеко не всегда в таких условиях можно толком поесть и обеспечить себе, хотя бы, минимальный комфорт. Но, вы знаете, я не увидела в нем того, что можно увидеть в людях на улице, по которым, сразу понятно, что они или когда-то проходили тюрьму, или только освободились. Нет этого особого отпечатка. Учитывая мою работу, и тот контингент, который приходит к нам – я такие нюансы вижу за версту. А здесь, обрадовало то, что на его внешность, взгляд, тюрьма – вообще никак не повлияла.

– Как ведут себя родственники?
– Вполне нормально, без драм, даже если переживают, не подают виду. Мы не имеем морального права его расстраивать, так как, повторюсь, что после этого часа общения ему приходится снова идти в камеру.

– Что он вам говорит при встрече?
– Всегда делает комплименты, о том, что хорошо выгляжу, может, к примеру, поругать, что слишком похудела. Я стараюсь находить возможности, чтобы общаться с ним, помимо таких свиданий, чтобы по максимуму социализировать его.

– Что идет так называемой «красной линией» во всех ваших разговорах?
– Пожалуй, сильное сожаление по поводу того, что он не может участвовать в жизни своих родственников, ничем не может им помочь, особенно, в случае возникновения различных ситуаций, когда плечо сына, брата, – так необходимо. У него просто нет такой возможности. И, я прекрасно понимаю, насколько больно ему внутри, из-за этого. Самое главное, что он бы мог, что-то сделать, но такая возможность – в принципе, – исключена. Кто-то заболел – он даже не может проведать его в больнице. Он может только говорить…

– А для него, как и для любого мужчины – это унизительная ситуация. Ведь, нас учат с детства, что мужчина – кормилец семьи, он должен действовать в различных кризисных ситуациях, защищать и помогать. Это очень печально, и по нему видно, что это его угнетает.

– По вашему мнению, если подобный человек, вдруг, выходит из тюрьмы, тем более с таким сроком и такой историей, он мог бы адаптироваться, применить себя в обществе?
– Мы это обсуждали, так как, у всех нас, все еще, есть надежда на справедливое решение суда. Во-первых, у него есть родственники, которые готовы Диму взять на работу, без каких-либо условий. Я имею в виду, что по поводу устройства на работу у него бы не возникло абсолютно никаких проблем. У него очень дружная семья, вы даже могли видеть это в зале заседаний Деснянского суда. Если бы вы посещали разные его суды, вы бы увидели много разных людей, не только из числа тех, что приходили в конце апреля. Мы всего его поддерживаем, оказываем посильную помощь, распределяемся между собой.

– Вы и родственники пробовали за все это время обращаться в какие-либо правозащитные организации, экспертам по уголовным делам, к журналистам, в конце концов?
– Вы, знаете, это лучше уточнить у матери Димы. Я не в курсе этого. Если брать суды, которые начались в мае прошлого года и не заканчиваются по сей день – то тут, хотя бы с ними разобраться. Если не ошибаюсь, мать Дмитрия добилась перевода сына в Новгород-Северский, писала письма несколько лет по этому поводу в определенные инстанции. Мне кажется, мама Димы могла не обращаться во все те организации, что вы перечислили, потому, что а) она человек еще советской закалки, б) она настолько разуверилась в решении ситуации законным путем, что просто уже ни на что не рассчитывает.

– Что, по вашему мнению, ему главным образом, помогает сохранить себя по сей день?
– Внутренний стержень. Если бы он был человеком морально неустойчивым, который поддается депрессиям и так далее, то никто бы его не вытащил из этого состояния, а посещения родных и близких лишь бы усугубило ситуацию. Да, он не остался забытым и одиноким, благодаря поддержке родственников, но самая большая заслуга в том, что он сохранился, как личность и человек – в нем самом.

– Мне кажется, зная Диму, пусть и не так много, что если бы он осознавал, что он совершил убийство, он бы так не боролся и не старался. Он бы принял эту свою вину, и сидел бы себе молча.

– Я даже не могу себя представить в подобной ему ситуации, хотя пыталась мысленно примерить ее на себя…

– Как вы решились на то, чтобы вступить в романтические отношения с человеком, который находится в подобной ситуации, а именно – осужден отбывать срок наказания пожизненно? На мой взгляд, если бы вышли в кафе, да в том же Интернете, найти парня для вас бы, не составляло особого труда…
– Как бы так ответить… Что-то в нем меня зацепило, чего не хватало в парнях, которые окружают меня в реальной жизни. Возможно, это – его здравые рассуждения о жизни, и видение того, каким должен быть мужчина. Да, здесь и сейчас, на расстоянии вытянутой руки – парней много. Но, пообщавшись с Димой, я вижу, что он четко знает цену личностным отношениям, верности, преданности, каким-то таким важным вещам в жизни нормального человека.

– Вас кто-либо отговаривал от подобного общения?
– Мнения противоречивые, но, если честно, то никто не отговаривал. Вслух, по крайней мере, мне никто этого не озвучивал, даже наоборот, коллеги оказывает некую поддержку, пусть и в мелочах, но приятно.

– В этих отношениях все было в моих и его руках. Я оценила его жизненную позицию, и поняла, что здесь – от мужчин я подобного никогда не видела… Может, мне такие попадались, я не знаю. Как по мне, ценность института семьи – отсутствует в сознании людей, как таковая, более того, разрушена до основания. А я выросла в традиционной семье, мы всегда все делали вместе, даже туфли папе ходили покупать на рынок всегда вместе. Для меня эталон семьи – это моя семья.

– Положа руку на сердце, я могу сказать, что такого человека, как Дима не встречала. У всех окружающих меня людей – все было слишком легкомысленно. В этом же человеке, я вижу, прежде всего человека, – и это поражает и трогает меня до глубины души.

– Я такой человек, что для меня никогда не были важны деньги, статус мужчины, который рядом со мной. Самое главное, что я хотела видеть со стороны противоположного пола – это поддержка и уважение, а этого, как раз и не встречалось в чистом виде.

– Кто кого больше поддерживает вы его или он вас?
– Равноценно. Мы даем друг другу советы по поводу проблем каждого из нас. Иногда, мне даже кажется, что он мне больше помогает, чем я ему.

– А когда наступил период, что от дружбы вы перешли к стадии романтических отношений?
– Это произошло само собой, в процессе общения, когда мы начали понимать, что просто не можем друг без друга. И, да, фраза «Я тебя люблю» из его уст прозвучала.

– Почему не связываете себя отношениями официально?
– Это будет слишком серьезный удар для моих родителей. Да, и у Димы такая позиция, что, не смотря на то, что он влюблен, не хочет обрекать меня на подобные отношения. Ведь, понятно, что семьи, как таковой, – у нас при таких обстоятельствах быть не может. Раз в три месяца длительные свидания – это не семья.

– Вы не спрашивали у Димы, был ли у него подобный опыт общения, как с вами, на протяжении срока заключения? Возможно, как в случае с Сашей, продолжались отношения по переписке с той девушкой, что осталась на свободе, еще с двухтысячных?
– Нет, ни я ему, ни он мне не задавал подобных вопросов. Если посчитает нужным, – расскажет, но ничего такого он не упоминал.

– Что говорит ваша интуиция насчет вероятности увидеть когда-либо Диму, в условиях свободы?
– У меня по этому поводу внутри есть более, чем четкая уверенность. И я ему всегда об этом говорю. Раньше я таким, вопросом, конечно, не задавалась, просто знала, что он – не виновен. Зная его, пусть и совсем чуть-чуть со времен учебы, – то у меня просто в голове не укладывается, чтобы этот человек, всегда общительный, душа компании сотворил все то, что описано в материалах следствия. Когда стала общаться с Димой, вникать в ситуацию и знакомиться с материалами дела – эта уверенность, что рано или поздно, но окажется на свободе – во мне окрепла.

Духовный наставник по переписке

Черняк Лев Петрович (духовное имя Геридхари дас) – главный организатор Черниговского общества Сознания Кришны был несколько лет духовным наставником Дмитрия Калия по переписке, в период с 2012 по 2015 годы. Льва Петровича знают многие горожане, по перформансам, которые устраивают кришнаиты в дни своих религиозных праздников, неоднократно брали интервью у него и местные журналисты.

Читайте также: 

Кто посещает альтернативные церкви в Чернигове? (журналисты выясняли)

В Чернигове кришнаиты публично воспевали Святые Имена (фото)

Чернигов и Индия: так далеко и так близко

В тот день, когда мы пришли к Льву Петровичу в подземном переходе возле отеля «Украина», где размещен его ларек, в котором реализовываются различные предметы культа и литература, среди местных торговцев царили настроения, близкие, к паническим. Им предъявили окончательно и бесповоротно условие освободить занимаемые торговые места, в связи с реконструкцией подземного перехода по решению сессии горсовета.
Тем не менее, Лев Петрович уделил нашему корреспонденту время и даже принес с собой толстую пачку писем от своего подопечного.

Надо отметить, для нашего читателя, что Дима далеко не первый и не единственный заключенный, которого поддерживает духовно 67-летний Лев Петрович. Он имеет целый архив с письмами от людей, что сидят в тюрьмах (в том числе и пожизненно) в самых разных регионах Украины. Диме он выделил в этом списке особое место, так как, во-первых – земляк, во-вторых – личность интересная.

Вкратце он рассказал о духовной науке, которую продвигает в массы. Ранее «Религиозная община Сознания Кришны» находилась по адресу: ул.Летная (Красногвардейская), 10, кв.56, недавно переехала в частный сектор по адресу Самострова, 7. По словам Льва Петровича – это единственная традиция, которая вмещает в себя все, и в ней есть много чего такого, чего нет в других. Мы учим людей понимать, что человек – это, прежде всего, – душа (существо), а не его оболочка, которую называют телом (вещество). Для того, чтобы понимать разницу между существом и веществом, человек должен серьезно пробудиться духовно. Как человека протрезвляют, если он пьян, как человека лечат, если он болен. Мы стараемся выводить людей из длительной комы материальной обусловленности. Ведь, мы связаны со многими параметрами физической природы, из-за чего наши души законсервировались, и мы не имеем понятия о той субстанции, что именуют душой. Душа же – это, прежде всего, – антиматерия.

– Человек нереализованный, дремлющий, пребывает в глубокой иллюзии. Он недооценивает фактор старения, болезней, смерти, пытается все время увильнуть в какие-то искусственные удовольствия, а тем временем, – смерть и распад тела неотвратимо приближаются. Если сравнивать с рыбой, которая плавает в океане, то ей неведомо, что существует и происходит над поверхностью воды. Душа или личность, которая глубоко утонула в своей плоти (веществе) тоже не представляет, что находится за пределами материи. У ученых есть мнимое понятие об антиматерии, но они им определяют уровень той же материи, но другой. На самом же деле они пока не могут приблизиться к переживанию и осознанию того, с чем им на самом деле приходится иметь дело. Это не рассмотреть в микроскоп или телескоп, ведь это приборы, созданные человеком и порождены материальным сознанием, а значит, они не могут взаимодействовать с антивеществом – с душой. Для подобного взаимодействие необходимо, чтобы открылся особый сенсор, который отвечает за восприятие другой реальности, скрытый в каждом из нас.

– Для этого существует практики подвижничества, аскез, специальных методик и практик, что является уделом редких людей, которые хотят и не боятся заглянуть в себя, понять, как на самом деле устроена Вселенная.

– Как вы познакомились с Дмитрием?
– Мое имя известно в обществе, и так как мы оба с ним из одного города, он мог знать о моем существовании еще со времен юности, также в нашей общине состоит одноклассник Димы – теперь уже отец 4-х детей Никита Петров. Однажды, мне пришло от него письмо, в котором он представился и объявил о своих намерениях пройти путь духовного учения. Надо отметить, что нередко заключенные пишут таким, как я, с целью не столько духовного просвещения, сколько для того, чтобы получить какие-либо материальные блага, у меня таких ситуаций было немало. Я придумал способ, как отсечь таких людей: человек в очередном письме должен был повторить 108 раз махамантру, аккуратным почерком. Махамантра – это небольшая молитва. На написание такого количества текста уходит в среднем 4 часа, а я таким образом, могу убедиться, что человек, действительно, настроен на общение серьезно.

– В каждом следующем письме человек должен сделать 5 повторов любого текста/стиха из книги «Бгагавад-Гита».
Пока мы находимся у Льва Петровича, ему время от времени звонят люди, которым он дает духовные наставления и советы в телефонном режиме.

– Люди, находящиеся в условиях столь длительного заключения, устают жить, устают бороться за то, чтобы сохранить свое «Я», надежду и веру в справедливость, да хотя бы в прощение, – поясняет Лев Черняк.

– Не знаю, насколько Дима следовал моим советам и требованиям, но по его письмам, я просто вижу, что они пахнут чистотой. Вибрации его почерка и слов, говорят о том, что он действительно был погружен в изучение тех знаний, что я ему пытался донести. Посмотрите, какие длинные письма – каждое на 5-6 листов, мелким почерком. Обычно, же они от заключенных приходят гораздо короче.

Выдержки из двух разных писем Дмитрия Калия, которые мы выбрали на угад, из тех, что он отсылал Льву Черняку:

«Видите ли, довольно длительное время на протяжении жизни, моими вечными спутниками были и есть отчаяние и жестокость. Они – не лучшие друзья для человека, но они – сильны стимул к познанию, а также лучшее доказательство того, что в жизни есть надежда и доброта. Черное, белое, доброе, злое, по сути, мне – все равно, это лишь равнозначные силы, в хаосе битвы которые поет сама жизнь и творится воля Всевышнего. Я – не просился на эту войну и не понимаю, почему обязан в ней участвовать. Но, раз уж таковы непреложные Законы, которые превыше всех социальных, то я могу лишь смириться. О вопросе справедливости: я – зло для социума (наивысший уровень социальной опасности. Я нахожусь в одном всемирном реестре, с 2006-го года с Усамой Бен Ладеном). В моем понимании, это – позор. Конечно, Бог покарал меня руками людей, но лишь с одной целью – чтобы я возродился в этом склепе и научился любить там, где это – невозможно. Задачка – совместить несовместимое. За эти годы я не ослаб, я стал сильнее и возрос по всему спектру единой системы, называющейся Человеком. И если раньше, я и имел «ноги», то сейчас это уже Дарьё или Молот Тора. Но вопрос в ином: что с этим делать и куда направить? Мои желания здесь не имеют никакого значения. Все, что я имею – дано Им и Ему должно служить. Но, если я явлен злом в этой жизни, то пусть это зло будет конструктивным. Ведь, вы сейчас, взявшись меня обучать, по сути, разрушаете старые рамки моего сознания, чтобы возвести новые. Я не имею достаточно опыта, мудрости и знания, чтобы решиться, чтобы решиться на собственное усмотрение и по своей воле применять данные мне способности. Именно, поэтому, мне нужен духовный наставник, до тех пор, пока я не окрепну и до конца не разберусь – что к чему. Поэтому, давайте просто заниматься делом: Вы задаете, я – выполняю, и Бог, по своей воле все расставит так, как должно в жизни».

++++

«Что касается честности духовной… Мой Дух, от рождения зрит смерть. И мне приходится прилагать большие усилия, чтобы не висеть вниз головой. На свободе, в подростковом возрасте, я увлекался творчеством Бодлера. Даже в разложении можно увидеть красоту. Беда в том, что со временем мы нивелировали священные функции Клоацины (Богиня тайных комнат и отхожих мест у древних римлян – прим.авт.). А зря, это – неотъемлемый процесс жизни. И красоту эту можно постичь только Духовным разумом. Так, что если я вижу красоту не только дня, но и ночи, то я всегда честно говорю об этом».

– Каким образом, по вашему мнению, отражается на заключенных отсутствие женского общения и соответственно многолетнее воздержание?
– Это, прежде всего, – травма. В физиологии, особенно мужской есть такое понятие, как сублимация или перенаправление энергии, особенно сексуальной. Сублимация – это прерогатива или удел работы над собой. Как, в случае с целибатом, у монахов, в нашей традиции это называется брахмачари (одна из четырёх ступеней духовного развития в индуизме. В узком смысле — половое воздержание; в широком — самодисциплина, контроль над желаниями – прим.авт.) – это мужчины, которые занимаются тем, чтобы нисходящий поток энергии по чакрам перенаправить на восходящий поток. Система желез подчиняется чакровому распределению, от низших к высшим и наша задача, сублимировать эту змеиную энергию – шукру, или серпенто, как ее еще называют.

– Какого вы придерживаетесь формата в общении с теми, которых осудили другие люди за их деяния?
– Прежде всего, я не даю им обсуждать свои пороки в беседах со мной. Даю понять, что меня они не интересуют, а интересует, прежде всего, – общение. И у человека сразу меняется лексика и настроение, когда он понимает, что я не собираюсь в увеличительное стекло разглядывать его недостатки, что я великодушен и снисходителен, и не жажду его казнить. Сразу за этим у человека возникает доверие, меняется вектор энергии и они выходят отсюда с поднятой головой, с большей уверенностью в себе и своих душевных силах. Я поясняю, что человек сам и есть источник своей силы: «Какую собаку ты больше кормишь – та и побеждает в бою».

– Вы согласны с тем, что борьба добра со злом – вечна? И что человек не смог бы постичь, что есть добро, если бы зла не было постоянно рядом?
– Большинство людей живут по принципу благополучия, выбирая из двух зол – меньшее. Но и то, и то – зло. Если вы выбираете меньшее, то вы все равно остаетесь во зле. Более высокий уровень морального развития состоит в том, что человек выбирает между злом и добром, а самый высокий – это выбирать между добром и еще большим добром. Вот тут-то и начинается восхождение за материю, и чтобы понять, какие при этом открываются переживания и вибрация, надо это пережить. Цель при этом – очень высока! И кажется недостижимой, но каждый шаг, по направлению к ней, обеспечивает вас опытом и приближает этой цели. Все это сопровождается новыми ощущениями и знаками, которые подтверждают то, что вы – не придумали это. Ведь, вера – это ожидание осуществления обещанного.

Вина Дениса Черкасова остается под знаком вопроса…

К сожалению, в данный материал не вошла история третьего парня, которому 1 июня 2001-го вынесла пожизненный приговор судья Светлана Георгиевна Рудометова – Дениса Черкасова. Мы обращались к его матери около 10 раз, с просьбой, если не присоединится к пересмотру дела, то хотя бы, дать возможность пообщаться с ее сыном не под запись. Каждый раз, она соглашалась, а затем вновь отказывалась.
В последний раз, наш корреспондент приехал к дому на ул.Орджиникидзе, 70, где проживает женщина, чтобы попросить для экспертизы, которая будет проведена по материалам уголовного дела в Харькове тот самый спортивный костюм с брызгами крови, в котором Денис был в вечер драки 21 ноября.

Фото из паспорта Дениса Черкасова

Мы пояснили, что данный эксперт имеет высокий уровень квалификации, он единственный во всей Украине, кто согласился взяться за составление подобной экспертизы – так как, с делами, где вынесен приговор пожизненно, и с таким сроком давности берутся работать очень и очень немногие специалисты. Этот эксперт, свое время делал экспертизу по делу осужденного к пожизненному сроку заключения, ставшего практически легендой, из-за публикаций в СМИ Александру Рафальскому. К сожалению, после того, как адвокат Виктор Колбанцев, вплотную взялся за защиту прав своего клиента и почти добился своего, он «внезапно» умер, в стенах тюрьмы от сердечного приступа. Но добросовестный юрист не опустил руки и продолжает отстаивать справедливость, и после смерти Александра.29 июня Виктор Колбанцев поделился со своими коллегами, пусть маленькой, но победой: Апелляционный суд. Киева удовлетворил апелляционную жалобу о пересмотре решения по вновь открывшимся обстоятельствам для рассмотрения в первой инстанции.

Эксперт, который готовит документы по делу №75/1349 – Николай Тагаев, пояснил адвокатам осужденных Калия и Николаенко, что при наличии такого костюма, даже учитывая то, что ткани почти 20 лет, он совершенно точно сможет восстановить картину того, как и куда мог бить потерпевших Черкасов, по анализу брызг крови.

Фото: адвокат Татьяна Веремей на двух-дневном тренинге в Харькове для адвокатов по экспертизам. По мнению нескольких десятков коллег со всей Украины, что присутствовали на мероприятии и обсуждали за круглым столом историю с делом черниговских пожизненников: данное дело ТИПИЧНО для Украины в целом. На руках коллег Татьяны – имеются точно такие же клиенты, заключенные в тюрьмы по материалам грубо сфабрикованных дел, начала 2000-х.

Ирина Черкасова сообщила, что на период 10-11 июня, ее друзья сделали ей праздник ко дню рождения и она будет отдыхать за городом, а костюм на экспертизу, за которую ей не пришлось бы платить и копейки – сын давать запретил.
Также он категорически не хочет давать свои комментарии журналисту сайта Gorod.cn.ua. Ирина при этом надеется, что придет день, когда в Украине, согласно требований и европейских норм, пересмотрят дела всех пожизненников, а в случае нарушений, будет восстановлена истина, и те, кто не виновны – выйдут на свободу.

Протокол осмотра вещей Дениса Черкасова, от 24.11.2000-го

Скажем откровенно, что логика матери Дениса за гранью нашего понимания. Ибо ее идея о пересмотре подобных дел, по указке Европы – утопична. И даже, если бы это когда-то произошло, то явно, не в ближайшие год-два, а хорошо, если в ближайшие десятилетия.

Вдвойне непонятен отказ – поучаствовать в пересмотре – здесь и сейчас, а не когда произойдут изменения в законодательстве, благодаря Европейскому влиянию на Украину.
В тоже время, мы сообщаем Ирине и ее сыну, что наша редакция, как и двое осужденных, по-прежнему готовы идти с ними на контакт, если они все-таки передумают.

Украинские расстрельники, или как сложились судьбы тех, кто попал под действие Системы

Не все наши читатели знают о том, что людей, которые получили смертный приговор в 90-е, разделили на 2 половины. Части из низ расстрел заменили на пожизненное, другим, кому удовлетворил просьбу о помиловании президент Леонид Кучма – постановили отбывать 20-летний срок заключения. В этот список попал и бывший сотрудник органов – Новодворчук В.Е. Историю его жизни, еще в апреле 2010-м году записал начальник пресс-службы ГУНП Сергей Брыль, когда он ездил с визитом в Менскую исправительная колонию №91, или так называемую Красную зону.

На камеру Новодворчук рассказал следующее:

Родом он из Хмельницкой области, город Шепетовка, где работал с 1993-го года в дорожной милиции (была ликвидирована в конце 90-х). В его отделе числились 42 человека.
Был осужден в 1998-м году за убийство ректора Ивано-Франковского национального технического университета газа и нефти, которое совершил в ноябре 1997-го года. 
Пребывая в состоянии алкогольного опьянения, в Изяславском районе, Новодворчук, в тот день сменился с поста, но при этом не сдал табельное оружие, так как, надо было ехать в другой город, и потерял бы час времени. Решил добираться с пистолетом.
Чтобы быстрее прибыть к месту назначения – остановил машину, которая шла в попутном направлении. За рулем автомобиля, как раз и сидел ректор вуза. Новодворчуку не понравилось то, что ректору было с ним не по пути до конечного пункта назначения. Водитель попросил его выйти на полдороге, из-за чего завязалась ссора. Новодворчук убил ни в чем не повинного мужчину, который согласился подвезти его – тремя выстрелами в упор. Ударился в бега, но сотрудники СБУ вскоре нашли его (8 декабря 1997-го) и отдали под следствие.

Отбывал половину наказание в городе Енакиево, поселке Еленовка, Донецкой области, ИК-52 особого режима, о том, что Новодворчук – бывший милиционер знали только первый заместитель колонии и начальник оперативной части. В случае, если бы об этом узнали заключенные, Новодворчук, считает, что его бы уже не было в живых.

Новодворчук в своем интервью отмечает, что за совершенное им преступление, в случае, с гражданским лицом, а не милиционером – приговор был бы мягче. Также он считает, что вся судебно-правовая система в стране прогнила насквозь и работает в лучшем случае, лишь наполовину.

– Скрывать не буду, если бы у меня на тот момент были деньги – я получил бы 12-13 лет. Цена вопроса на то время была – 1 тысяча долларов – за 1 год заключения.

– Если бы не работа (Новодворчук в Макошино работал на участке по ремонту автомобилей) уже бы успел сойти с ума и не один раз, – подытоживает мужчина.

У Новодворчука есть дочь, жена, которые все это время поддерживали отца и мужа. В 2013-м он должен был выйти по УДО.

Хэппи-енд для заключенного Винницкой колонии

Несмотря на то, что ни одного пожизненника еще не помиловали, единицам из них все же удалось выйти на свободу. Об одном из таких уникальных случаев рассказал нашему изданию киевский адвокат Александр Ровенский. Его клиент, по национальности азербайджанец, по фамилии Алиев, 1971 года рождения попал в тюрьму в 1997 году в Макеевке Донецкой области. Ему назначали высшую меру наказания – расстрел, который в 1999-м заменили на пожизненное заключение. Спустя 21 год, 15 мая 2017-го года его выпустили прямо из зала суда.

– Алиев тогда продал автомобиль двум мужчинам, они сели обмывать сделку, но увидев, что продавец не пьет начали оскорблять его, в том числе и по рассово-национальному признаку. Один из покупателей достал нож и кинулся на Алиева, тот перехватил нож и несколько раз ударил им нападавшего, второй же, который бросился на защиту товарищу, сам напоролся на нож. Один мужчина умер сразу, второй в больнице, и он являлся родным братом начальника райотдела. После этого с Алиевым, не предоставляя ему адвоката, провели ряд допросов с жестокими избиениями и отправили дело в Донецкий апелляционный суд (как суд первой инстанции), при этом Алиев не признал свою вину. Несмотря на то, что присудили расстрел, прокурор подал кассационную жалобу, так как приговор ему показался слишком строгим. Начальник Макеевского райотдела (брат одного из убитых), приложивший руку к делу Алиева в 1999-м году погиб в перестрелке и выяснилось, что имел отношение к торговле наркотиками. Честно говоря, кто там прав, кто виноват сейчас установить сложно, так как это дело сдали в архив в Донецк, а это сейчас неподконтрольная Украине территория.

– Я сам родом из тех краев, – добавляет Александр Ровенский, из Горловки, и поэтому хорошо знаю и помню, что там творилось в 90-е. Веду этого клиента с 2010-го года, а пока он сидел 2 года в камере смертников, каждый день, ожидая расстрела, он подал жалобу в комитет ООН по правам человека (Украина на тот момент присоединилась к комитету). Когда отменили смертную казнь мой клиент сидел еще полгода без приговора, до июня 2000-го года, когда вступили в силу изменения в Криминальный Кодекс. Ему должны были сразу пересмотреть наказание и заменить расстрел на максимальный срок – 15 лет, но дотянули до тех пор, пока в силу вступит пожизненное и присудили его ему. Решение о замене приговора было на 2 странички, сколько работаю адвокатом, еще такого не видел. Написано от руки, без подписей судей. Подобный документ должен состоять из трех частей: описательной, мотивационной и резолютивной, а здесь ничего такого не было. Все это время он отбывал наказание в Винницкой тюрьме.

– За те 7 лет, что я вел это дело, мы, куда только не обращались, но это не имело никакого результата, сплошные отписки и игнор. В феврале 2016 года мне позвонила гражданская жена моего подзащитного и сообщила, что ему на зону принесли ответ из комитета ООН. Его обращение туда рассмотрели еще в 2003-м году, но ответ загадочно «затерялся» в недрах пенитенциарной системы. Я перечитал это решение, где были расписаны все многочисленные нарушения по делу, в том числе, и было указано то, что ему не предоставляли адвоката, несмотря на то, что это особо тяжкое преступление, забрали и «утеряли» паспорт, при том, что он был гражданином Азербайджана и не уведомляли посольство этой страны, что Алиев задержан. В конце решения отмечалось, что учитывая все нарушения, Украина обязана рассмотреть его освобождение.
Мы открыли криминальное производство, относительно тех, кто его пытал и избивал в райотеделе, некоторые из тех людей живут теперь на подконтрольных Украине территориях. Собрались делать пересмотр дела по нововыявленным обстоятельствам, но так как началась война, мы теперь не можем получить доступ к делам, находящимся в Донецке, и соответственно без дела на руках пересмотреть его. В тоже время в статье КК Украины, где речь идет о нововыявленных обстоятельствах не указано, кто именно может подавать на пересмотр дела (осужденный или адвокат).

Я использовал эту возможность и подал заявление от себя, как защитника моего клиента. Плюс к этому мы получили правовую экспертизу законодательства за 1997-2004 годы (ее делали в Харькове в Академии им.Ярослава Мудрого), куда входил промежуток, когда Алиев полгода сидел без приговора и нам дали вывод, что в той ситуации, на то время, к нему должны были применить 15-летний срок заключения, вместо пожизненного.
Точно такой же вывод у нас был из экспертного центра Киева. Эти документы мы подали в суд Бахмута, куда перенесли Донецкий Апелляционный суд, так как согласно закона, пересматривать дело должен суд, который выносил приговор. В тоже время, новый КПК с 2012-го года не дает право апелляционному суду рассматривать дело, как суду первой инстанции, из-за чего апелляционный суд перенаправил наше заявление в Краматорский суд. В Краматорск передали потому, что преступление было совершено в Горняцком районе Макеевки, а этот район по распоряжению ВСУ сейчас находится в Краматорске Донецкой области.

– Мы и не надеялись, что дело начнут рассматривать. Сперва, обращение вернули для исправления недостатков, попросили более детально расписать, что именно является новоявленными обстоятельствами. И тут суд открывает производство и назначает дело к рассмотрению. Но из-за того, что оригинала дела не было на руках, лишь копии некоторых его частей мы подали заявление на восстановление дела.

– Прокуратура рвала и метала и прилагала все усилия, чтобы даже не начинался пересмотр дела, я планировал подать отвод прокурору. В тоже время, я обратил внимание на то, что судья в принципе нормальная, без «короны» на голове и люди в Крамторске после войны на подобные вещи уже смотрят под другим ракурсом, они многое пережили и сменилась шкала ценностей. Я заявил ходатайство о том, чтоб дело рассматривали судом присяжных. Назначили трое присяжных, 2-х судей. Суд начался в октябре 2016-го года. В пятницу 12-го мая на последнее заседание приходит другой прокурор. Этот прокурор сказал, что, так как, материалы дела находятся в Донецке, и сложно восстановить события, описанные в них, то он просит вынести решение, которое будет правильным, по мнению суда. И на понедельник 15 мая назначили вынесение решения. Я не поехал, так как у меня была апелляция в Киеве, и тут после обеда звонит мой подзащитный и говорит: «Я вышел, заявление удовлетворили!». Его освободили не в связи с тем, что его вина не доказана, а просто заменили его пожизненное на 15-летний срок. А в связи с тем, что он его уже отбыл и переотбыл его освободили прямо в зале суда. Клиент был очень доволен.

– Вы упомянули, что у Алиева есть гражданская жена. Она появилась в то время, когда он был еще на свободе, или после помещения его в тюрьму?
– Когда уже сидел в тюрьме. В 2010-м году, когда я взял дело, они уже состояли в отношениях, но она, насколько я понимаю, появилась еще раньше. Очень активная женщина, она сильно ему помогла и мне, со сбором информации и так далее. По национальности она украинка, прописана и живет в Киеве. Они сразу из Краматорска поехали к ней домой. Сейчас мы ждем 30 дней, чтобы решение вступило в силу, и если прокуратура не подаст апелляцию, то он останется на свободе.

– А вы, думаете, подаст?
– Конечно! Прокуратура никогда не отказывается от обвинения. У меня, к примеру, было дело (его слушали 2 года) в Горловке, где я полностью доказал невиновность моего клиента по убийству, там парень действительно был не виноват. Ему вынесли оправдательный приговор, так прокурор звонил мне потом и просил договориться в апелляционной жалобе и переквалифицировать статью, чтобы только не было оправдательного приговора. Это, чтобы вы понимали, как работает эта система.

По состоянию на 15 июня 2017 года стало известно, что решение суд вынес в пользу Алиева и он продолжит далее жить уже свободной жизнью.

P.S. В ходе сбора информации и мнений друзей осужденных, для данного материала, самый главный вопрос, который задавали нашему корреспонденту, в конце беседы всегда звучал одинаково: «Скажите, а внимание СМИ к этому делу поможет им выйти на свободу, есть ли хоть какой-то шанс?» 
На что наш корреспондент отвечал примерно следующее: «В стране, где «Конституция» ближайший синоним слова «проституция», где верховенство права – отсутствует, как таковое, а понятия «Справедливость» и «Милосердие» – недоступны для понимания общества, где органы прокуратуры рассматривают живых людей – исключительно, как источник материальных благ для себя любимых, где судьи страдают слепотой и безразличием, а о самих заключенных, разве, что ноги в тюрьмах не вытирают, – конечно, же, шанс на спасение есть! Но, он равен нулю». 

P.P.S. Также для всех тех, кто готов принять участие в судьбе осужденных Александра Николаенко и Дмитрия Калия мы публикуем номер карты Приватбанка, которая оформлена на имя одногруппника Николаенко – Александра Васильевича Коренькова. Цель сбора средств – оплата работы эксперта Николая Тагаева, который единственный на всю страну искренне проникся ситуацией и готов подготовить к заседанию Апелляционного суда, которое назначено на 3 августа 2017-го года экспертизу по материалам уголовного дела. Забегая наперед отметим, что эксперт нашел массу нарушений, особенно в экспертизах вещдоков и орудий убийств. Он сказал, что готов проделать серьезную и кропотливую работу, так как видит, что в деле явно прослеживается то, что оно было полностью сфабриковано следователями Черниговской прокуратуры.

Номер карты ПриватБанка: 5457 0822 3160 9020 на имя Александра Васильевича Коренькова

К сожалению, у родственников осужденных ребят не имеется возможности оплатить услуги эксперта, так как все средства уходят на поддержание основных нужд сыновей.

Цена вопроса: 30 000 гривен (или 1 тысяча у.е.).

Как мы и обещали нашим читателям в прошлом материале, публикуем здесь ссылку на архив со всеми тремя томами дела №75/1349, чтобы каждый из вас, при желании мог разобраться и составить свое личное мнение о качестве следственных действий черниговских правоохранителей тех лет. Скачать >>>

Gorod.cn.ua